Павел Богданов. Полк назывался "Маршальским"

7. Наука побеждать


Так уж издавна повелось в Военно-воздушных силах, что командиров авиаполков летчики за глаза чаще всего называли Батей. Ведь полк – это семья, да еще какая семья! Тем более что в те военные годы своих семей почти никто из летчиков не успел завести.

Стояла осень 1943 года. Суровая Москва военных лет: наклеенные бумажные полосы на стеклах окон, стрелки на стенах домов, указывающие путь в ближайшее бомбоубежище, преобладание военного люда на улицах, затемнения и патрули, аэростаты заграждения в ночном небе и какой-то непередаваемый запах кислой капусты и запустения во дворах и на лестницах облупившихся московских домов. Однако уже были освобождены от мешков с песком витрины магазинов, убраны в сторону противотанковые ежи, сваренные из обрезков рельс. А с первыми салютами в честь побед, одержанных Красной Армией под Орлом и Курском, в жизни москвичей открылись новые надежды и новые заботы. Для них, как и для всех советских людей, эти салюты были еще одним зримым доказательством начала конца гитлеровской Германии.

Именно в это время и перебазировался 19-й Краснознаменный истребительный авиационный полк на подмосковный аэродром Чкаловский, где располагался Научно-испытательный институт ВВС Красной Армии (НИИ ВВС). Именно с полуторокилометровой «бетонки» этого аэродрома Валерий Павлович Чкалов оторвал свой перегруженный АНТ-25 в полет через Северный полюс в Америку. Многих, очень многих выдающихся летчиков повидал этот аэродром за свою историю. Почти все лучшее в советской авиации было связано с ним. И не удивительно, что в послевоенные годы, с наступлением космической эры, именно возле этого аэродрома был возведен Звездный городок.

Перед 19-м Краснознаменным полком была поставлена необычная задача: «свободная охота»! Еще совсем недавно летчик-истребитель, постоянно привязанный то к штурмовикам, то к бомбардировщикам, то к строго ограниченному району прикрытия мог только мечтать о «свободной охоте». Истребитель мог только ждать удара и отбиваться. А теперь самому нужно искать и бить врага над боевыми порядками наших войск или над вражескими тылами. «Искать и бить!» – Вот лозунг истребителя-охотника.

Ветер происходивших перемен волновал каждого летчики. Еще в сентябрьской директиве 1942 года командующий ВВС Красной Армии генерал А.А. Новиков потребовал: «...Группы «истребителей-охотников» создавать при каждой истребительной авиадивизии, отрабатывать с ними тактику «истребителей-охотников»... «Истребители-охотники» должны быть набраны добровольно из лучших бойцов воздуха. Это должны быть не только отважные летчики, но и отлично владеющие пилотажем, отличные воздушные стрелки, хладнокровные, расчетливые, уверенные в себе, своем самолете и оружии».

Требования, предъявляемые к «истребителю-охотнику» в той директиве были сформулированы удивительно ярко и, что греха таить, все летчики полка считали себя вполне подготовленными к выполнению такой ответственной задачи, тем более, что многим из них уже посчастливилось сделать по несколько боевых вылетов на «свободную охоту»…

Летом 1943 года в запасных полках в Моршанске и Сейме 19-й полк пополнился летным составом. В авиагарнизоне Чкаловская из полка в НИИ ВВС на должности летчиков-испытателей перешли израненные и обожженные Дмитрий Пикуленко и Алексей Пахомов. Из летчиков-ветеранов в полку остался только Дмитрий Титаренко. Вот тогда кто-то в шутку и прозвал его «один процент», в том смысле, что весь летный состав полка сменился к тому времени на 99 процентов, а он, Титаренко, все оставался неизменным процентом, которой символизировал начало всех начал 19-го истребительного авиаполка.

Там же в Чкаловской покинул полк и получил другое назначение начальник штаба майор Мизевич. Новым начальником штаба авиаполка стал подполковник Топтыгин. Еще несколько летчиков прибыло в полк. Словом, определился новой состав летчиков, которой оставался до конца войны почти неизменным. Были, конечно, и потери (не идущие ни в какое сравнение с прошлыми), были перемещения, как внутри полка, так и вне его. Штурманом и заместителем командира полка был назначен Герой Советского Союза капитан Андрей Баклан, начальником воздушно-стрелковой служба полка стал капитан Дмитрий Титаренко.

К концу лета 1943 года боевой состав 19-го киап определился следующим образом:
1-я авиаэскадрилья: капитан Корень – командир эскадрильи, старший лейтенант Кушников – заместитель комэска, старший лейтенант Беликов – командир звена, старшие летчики – Тараканов, Масляков, Осипов, летчики – Вялов, Симонов, Соколов, Крамаренко, Шарапов, Дубовой.
2-я авиаэскадрилья: капитан Шебеко – командир эскадрильи, старший лейтенант Караев – зам. командира, старший лейтенант Геращенко – командир звена, старшие летчики – Громаковский, Руденко, Мирнов, летчики – Алексеев, Богданов, Комев, Родионов, Стеценко.
3-я авиаэскадрилья: капитан Азаров – командир эскадрильи, старший лейтенант Савин – зам. командира, старший лейтенант Яхненко – командир звена, старшие летчики – Александрюк, Петров, Щербаков И., летчики – Бачило, Васько, Громов, Орлов, Нечаев, Шаронов.

Каждая эскадрилья состояла из трех звеньев-четверок (в т.ч. звено командира эскадрильи и звено его заместителя), а звено в свою очередь состояло из двух пар, ведущие пары – старший летчик.

Тогда всем нам казалось, что не хватает только командира, который повел бы полк в бой. В то время полку не везло, за короткий период полк потерял двух своих командиров. Герой Советского Союза майор Орлов Леонид Александрович погиб в последние дни боев на Воронежском фронте. Судьба командира полка майора Пустовойта Григория Андреевича, сменившего Орлова, была еще более трагичной: ему даже не пришлось повоевать вместе с полком.

Полк перелетел под его командой под Курск, где накапливалась авиация фронтов перед предстоящей битвой. Но в последний момент 19 киап снова был отведен в резерв командующего ВВС и, оставив на фронте материальную часть, личный состав перебазировался на подмосковный аэродром Чкаловский. Майор Пустовойт погиб на этом аэродроме во время рулежки на земле в августе 1943 года. Опытный летчик, долгое время работавший в авиационных школах, он не уберегся и был зарублен винтом рулившего рядом самолета. Майор Пустовойт не долго был в полку, но одна его характерная черта запомнилась. Был он очень хозяйственный и прост в обращении. Эта его простота казалась какой-то крестьянской, с лукавинкой или хитринкой. Что скрывалось за этим, однополчанам узнать не довелось.

В августе 1943 года после гибели майора Пустовойта приказом Главкома ВВС командиром полка был назначен Герой Советского Союза гвардии подполковник Лев Львович Шестаков.
На аэродром Чкаловская он прибыл под вечер сразу после встречи с маршалом авиации Новиковым. Приказ о его назначении в полк поступил позднее. Позднее состоялось и официальное знакомство с полком – построение, чтение приказа, рапорты...

Говорили, что Лев Шестаков не сразу согласился на предложение маршала Новикова, слишком неотделимым от своего родного 9-го гвардейского истребительного авиаполка чувствовал он себя. Но маршал сумел увлечь его перспективой создания уже не отдельных небольших групп «истребителей-охотников», а целых полков советских асов, которым предназначалась роль «чистильщиков» воздуха на направлениях главных ударов в предстоящих наступательных операциях.

Лев Шестаков был личностью легендарной, и его слава летела впереди него самого. Невысокого роста, но плотного телосложения, аккуратный, подтянутый, с резко очерченным волевым подбородком, в кожаном летном костюме – таким он запомнился моим однополчанам. За плечами этого выдающегося летчика была Испания. Потом – командование полком на Южном фронте в огненном кольце осажденной Одессы. 69-й истребительный авиаполк до последних дней обороны Одессы оказывал неоценимую помощь ее защитникам.

Потом был Сталинград. 69-й истребительный стал 9-м гвардейским авиаполком. Там под Сталинградом, этот полк стал кузницей советских асов, а слава шестаковских питомцев: Алелюхина, Баранова, Головачева, Лавриненкова, Султана Амет-хана, ставших впоследствии дважды Героями Советского Союза, облетела тогда всю страну. Лев Шестаков сам выводил своих воспитанников в бой и в начале 1943 года имел на своем счету 16 фашистский самолетов. Лучшего командира полка в истребительной авиации трудно было найти.

Можно себе представить с каким интересом летчики встретили его назначение командиром 19-го киап. В то время в полку по рукам ходила брошюра одного из учеников Шестакова Героя Советского Союза гвардии старшего лейтенанта (в тот момент) Владимира Лавриненкова «Мои воздушные бои», изданная военным издательством в серии «Библиотека летчика». В брошюре была отдельная глава «Полк и его командир», в которой Шестаков характеризовался строгим, но справедливым командиром.

Когда в полку познакомились с Шестаковым поближе, то поняли, насколько справедлива эта характеристика. Но поняли и другое: с этого момента начинается новая история 19-го Краснознаменного истребительного авиаполка. Вскоре Лев Львович Шестаков стал для всего полка настоящим Батей. И не только потому, что он был самым старшим, несмотря на свою молодость, а потому, что был самым мудрым и многоопытным. А ведь было ему, когда он принял наш полк, всего 27 лет. Однополчане выяснили, что среди летчиков полка есть только один, который был старше Шестакова на год. Им оказался старший лейтенант Федор Андреевич Геращенко, которого в полку называли уважительно «старина».

Через много лет дважды Герой Советского Союза, генерал-полковник авиации Владимир Лавриненков возвратился к шестаковской теме. В свет вышла интересная книга «Сокол-1». Жаль только, что главы этой книги, относящиеся к последнему, самому плодотворному периоду жизни Льва Шестакова, когда он командовал 19-м Краснознаменным истребительным авиаполком, занимают в книге очень скромное местом и в этих главах есть неточности.

Первое, что сделал Лев Шестаков, приступив к командованию полком, – лично проверил технику пилотирования всех летчиков полка. Результат был неожиданный. Два летчика – младший лейтенант Руденко и старший лейтенант Осипов – получили отличные оценки. «Четверок» и «троек» не оказалось: все остальные летчики получили «двойки» и даже «единицы»... Результаты проверки техники пилотирования командиров эскадрилий и их заместителей объявлены не были, с ними Шестаков разговаривал отдельно. А дальше все пошло по методике, помноженной на темпы военного времени: индивидуальный пилотаж, слетанность пары, четверки, эскадрильи и полка в целом.

Во время проверки техники пилотирования на аэродроме произошел случай, который показал всем образ мыслей и характер нового командира. Летчик лейтенант Дубовой пожаловался Шестакову на свои кирзовые сапоги с широкими голенищами, которые достались ему на номер больше, чем требовалось. Он сказал с обидой: «В таких сапогах и с парашютом выпрыгивать нельзя, они сразу же соскочат, и останешься босой». Лицо подполковника приняло саркастическое выражение, и он резко ответил: «Мне нужны летчики, которые сами готовятся сбивать фашистов, а не мечтают о парашютных прыжках!» Поскольку, как рассказывали однополчане, лейтенант Дубовой «не осознал», вскоре он был отчислен из полка и откомандирован на Пункт сбора летного состава ВВС.

С первого же дня Шестаков запретил летать с открытыми фонарями т. к. это отнимало до 3% скорости самолета. Летчики ворчали. С непривычки было нелегко. Терялось ощущение открытого пространства, в кабине становилось жарче. И чувствовали себя пилоты при закрытом фонаре словно в мышеловке, на что были свои веские причины: плохое качество плексигласа и несовершенная конструкция фонарей на «лаггах», «яках», «мигах». При повреждении или деформации направляющих планок, по которым скользил фонарь, он заклинивался. Тогда для летчика мышеловка действительно захлопывалась. Сил для того чтобы открыть фонарь не хватало, часто не помогали и резиновые амортизаторы, работающие на открывание, и только введение в конструкцию самолета сбрасывающегося фонаря вскоре сняла этот вопрос с повестки дня.

Подполковник Шестаков знакомился с летным составом нового для себя полка не только в воздухе. За общим ужином он попросил рассказать каждого коротко о себе, о своих боевых делах. Шестаков считал, что это нужно не только ему, но пойдет на пользу всем. Летчики, слушая друг друга, лучше познакомятся между собой, возможно у кого-то проявится – самолюбие, честолюбие или даже зависть... Пусть!


В штабе подполковник Шестаков принял из рук кадровика лейтенанта Гречаниченко, стопку серых папок. Взял первую, посмотрел, улыбнулся, отложил в сторону. Он слишком хорошо, по Одессе и Сталинграду, знал этого летчика из 9-го гвардейского авиаполка – Михаила Тараканова.

Личное дело штурмана полка Героя Советского Союза капитана Андрея Баклана тоже не очень долго задержалось в его руках. Он знал его по эффектным воздушным боям в Сталинградском небе. Шестакову импонировал этот подтянутый черноволосый красавец-капитан, чем-то напоминавший мушкетера. 9-й гвардейский и 434-й (ставший 32-м гвардейским) полк майора Клещева, в котором служил ранее капитан Баклан, летом и осенью 1942 года сражались недалеко друг от друга. Эти два полка сыграли особую роль в Сталинградской битве, именно там родилось понятие – советский ас. И 9-й, и 32-й гвардейские авиаполки первыми стали называться полками советских асов.

Командир взял еще одну серую папку. Раскрыл, углубился в чтение... «Караев Александр Акимович. Звание – гвардии старший лейтенант, должность – заместитель командира эскадрильи. Год рождения – 1915. Национальность – осетин... За период службы в 129 иап (позднее 5 гиап) проявил себя преданным делу ВКП(б) и Социалистической Родине. Идеологически выдержан. Политически развит. Однако во взаимоотношениях с вышестоящими командирами не всегда придерживается требований воинской субординации... Проявляет несдержанность... Имел дисциплинарные взыскания... В последующем сумел преодолеть свои недостатки.

С июня 1941 г. по июль 1943 г. участвовал в борьбе с немецкими захватчиками на Западном, Калининском и Юго-Западном фронтах. На Западном фронте до октября 1941 г. летал на самолете МиГ-3, где принимал самое активное участие на ельнинском, ярцевском и великолукском направлениях... С ноября месяца 1941 г. по октябрь 1942 г. в составе Калининского фронта на самолете ЛаГГ-3 принимал участие по разгрому ржевской группировки врага. …За весь период боевых действий в составе полка с 22.6.41 г. по 11.7.43 г. произвел 303 успешных боевых вылета. Произвел 60 воздушных боев, в которых лично сбил 12 самолетов противника: 5 Ю-88, 2 Хш-126, 2 Ю-87, 1 Ме-109, 1 ФВ-189. В воздушных боях тов. Караев проявил себя отважным воздушным бойцом, умеющим побеждать не числом, а умением и хитростью. Горя ненавистью к врагу, не считаясь с опасностью для жизни, с присущим ему темпераментом, яростно сражался с фашистскими захватчиками…»

Шестаков отложил папку. Подумал: «Из таких вот горячих голов, людей темпераментных, с чувством чести и товарищества, выходят прекрасные воздушные бойцы. Таким был в его 9-м гвардейском авиаполку черноволосый Амет-хан Султан. Смешливый и вспыльчивый, острый на язык татарин из Алупки. Верный друг на земле и герой в воздухе. Но к таким людям нужен особый подход. Одной воинской субординацией ничего путного не добьешься. Нужен личный пример и на земле, и в воздухе. Но если кому такие поверят, то пойдут за ними и в огонь, и в воду, пойдет на смерть…»

Второе, что сделал новый командир полка – усадил всех летчиков за парты. Сам Батя видно очень хорошо помнил крылатые слова фельдмаршала Суворова: «Каждый воин должен понимать свой маневр».

… На столе мой старый пожелтевший от времени боевой конспект. Место – Чкаловский аэродром под Москвой. Конспект проверен, в нем несколько пометок красным карандашом, поставлена оценка, словно в школьной тетради, и подпись командира 2-й эскадрильи капитана Шебеко. И точно такие же конспекты с основами боевой науки, преподанной подполковником Шестаковым, были тогда у каждого летчика полка. Вот поэтому и появились у каждого летчика боевые конспекты. Шестаков учил излагать кратко и выразительно, всего на нескольких страницах, то, что было необходимо летчику для повседневной боевой работы, чтобы врезалось в память до смерти.

По современной терминологии, то, что принес Лев Львович Шестаков в полк, можно было бы назвать «комплексной системой управления воздушным боем». Хотя сам Батя слово «система» и не употреблял. У него было свое понятие о «системе». Он считал, что в ней должно быть основное звено и не раз повторял слова В.И. Ленина, которые были подчеркнуты красным карандашом в его конспекте: «Надо уметь найти в каждый особый момент то особое звено цепи, за которое надо всеми силами ухватиться, чтобы удержать всю цепь и прочно подготовить переход к следующему звену...»

Отвергая суждения о воздушных боях, как о некоем свободном творчестве, не позволяющем предусмотреть заранее их характер, Шестаков в то же время считал, что «система» должна быть легко изменяемой и допускать различные варианты. Девизом его системы было: «Кто хозяин высоты – тот хозяин боя!» Понятия высоты полета и скорости давались в ней, как обратимые составляющие единого боевого процесса. Радиосвязь и управление, боевые порядки и маневрирование, огневое взаимодействие – все было направлено на обеспечение преимущества с самого начала воздушного боя. И огонь! Огонь на безусловное поражение с самой короткой дистанции. «Бей подлеца, не выпуская из большого кольца!» – это был второй девиз шестаковской системы.

В боевых конспектах летного состава полка были записаны и другие крылатые слова, продиктованные Батей: «Делай, как я!»; «Ведомый в паре – щит героя!»; «Будь противника умней – скорость в запасе имей!». А рядом точные скорости наивыгоднейших углов набора высоты и тысячные угловых величин размаха крыльев фашистских самолетов в прицеле. Здесь все было детализировано и подчинено единой цели – достижения победы в воздухе.

Из конспекта летчика 2-й авиационной эскадрильи младшего лейтенанта Богданова по боевому применению истребителей: «...Значение всех маневров перед огневым ударом заключается в том, чтобы получить преимущество над противником в высоте и поставить себя в выгодное над ним положение, используя солнце и облачность... Для того чтобы добиться над противником преимущества в высоте нужно, в первую очередь, заметить его первым и если он выше, отойти в сторону, набрать высоту, используя скорость или наивыгоднейшие углы набора. Иметь всегда запас в скорости. Приходить в район действия всегда на большой высоте. Четверки в эскадрильи эшелонировать по высоте...

Если четверка потеряла преимущество в высоте, то одна пара должна связать противника боем по горизонтали, а другая пара должна оторваться, набрать высоту, а затем, не мешкая, обрушиться на противника. Пара, потерявшая преимущество в высоте должна, не подставляя себя под огонь, оторваться, используя маневр, солнце, облачность, фон местности, а затем набрать высоту...
Основной боевой единицей в полку является четверка (звено). Боевой порядок четверки – развернутый фронт, что обуславливает лучшую осмотрительность, свободу маневра и хорошую взаимовыручку. Боевой порядок восьмерки состоит из четверок эшелонированных по высоте, что обеспечивает нам господство в высоте над противником.

Управление боевыми порядками командирами звеньев и эскадрилий осуществляется в основном при помощи радио и личным примером. Маневр четверки – развороты все вдруг на 90 и 180 градусов, боевые развороты, горки, пикирование. Маневр восьмерки производится по четверкам – самостоятельно...
Патрулирование производить в зависимости от метеообстановки. При хороших метеоусловиях производить прочесывание заданного района от одного пункта до другого, меняя высоту, но придерживаясь в основном заданной скорости 400–450 км/час... »

Как все это было не похоже на вынужденную, но от этого не менее порочную практику первых лет войны, когда истребителям, чтобы продлить время патрулирования, предписывалось «висеть» на малой скорости над своими войсками, лишая преимуществ, присущих тому типу самолетов.

Летчик Михаил Тараканов воевал вместе с Шестаковым в 69-м истребительном авиаполку с самого начала войны. Под Сталинградом был тяжело ранен. Так уж случилось, что после ранения он не возвратился в свой родной полк, ставший к тому времени 9-м гвардейским. Шестаков разыскал его в одном из московских госпиталей и добился перевода в наш 19-й авиаполк.

Тараканов рассказывал: «Батя еще осенью 1941 года, когда мы летали на стареньких «ишачках», уступавших «мессершмиттам» по всем статьям, да и тех постоянно не хватало, всеми силами старался добиться преимущества в высоте. Он обязательно эшелонировал четверки и пары по высотам, заставлял выжимать из моторов, выработавших свой ресурс, все, на что они были способны... И случалось, что мы заканчивали бой на высоте 6000 метров, но выше немцев, которые не выдерживали и выходили из боя, пикируя почти до земли...»

Неожиданно «взбунтовался» командир 3-й эскадрильи капитан Евгений Азаров. Он говорил: «И чего Шастаков нас, как школяров, за парты усадил... То, чему он учит, еще в 41-м на Ленинградском фронте было хорошо всем известно». Не все сразу разобрались в существе спора, кое-кто поддакнул Азарову, остальное с интересом наблюдали. Он был свой, в полку его любили. Все воочию видели его воздушные бои. Он считался лучшим летчиком-истребителем в полку. Характер его нравился подчиненным. Азаров видел, кто из летчиков на что способен и, если пилот честно нес свой боевой груз, не трусил в бою, он не докучал моралью и большего не требовал. Слабачков на ответственные, непосильные для них задания не посылал, предпочитая в этом случае лишний раз слетать самому.

Но не таков Азаров был с вышестоящими. Высказывался резко, себе цену знал. Свое мнение без обиняков он высказал подполковнику Шестакову. Батя ответил тоже резко, но в спор вступать не стал, понимал, что спорить с Азаровым на эту тему бесполезно. Азаров был снят с должности командира 3-й эскадрильи и был назначен командиром звена. Комэском 3-й стал капитан Баклан.

Почти все однополчане сочувствовали Евгению Азарову. «Круто берет!» – говорили о Бате. И только позднее поняли: много есть очень талантливых опытных летчиков, которые многое умеют и знают, но им кажется, что все это само собой разумеется – таким был Азаров. Но есть и летчики-аналитики, которых совсем немного, но от них коллеги и ученики всегда могут почерпнуть массу полезного – таким был Шестаков.

Старинная поговорка гласит: «Лучше один раз увидеть, чем сто раз услышать» и, чтобы показать наглядно, как важно, использовать наивыгоднейшие углы набора высоты в воздушном бою, Лев Шестаков провел над аэродромом несколько показательных боев с летчиками полка. Он заранее предупредил, что кроме набора высоты, доворотов и пикирования при атаке никаких других элементов применять не будет. Летчикам разрешалось по их усмотрению применять любые фигуры высшего пилотажа. Самолеты встречались над большой бетонкой Чкаловского аэродрома и каждый раз, несколько минут спустя, самолет Бати оказывался выше, как бы ни крутился его условный противник. После этого следовала одна атака за другой...

Шестаков старался максимально использовать соседство НИИ ВВС. Батя сам вылетел на «мессершмитте» и провел ряд сравнительных воздушных боев с нашими «лавочкиными». На всех наших новых ястребках были установлены радиополукомпасы – РПК. В то время это была роскошь, еще недоступная всем истребителям. Ведь радиосвязью истребители обзавелись лишь в конце 1942 - начале 1943 годов, а до этого с самого начала войны, приходилось драться молча, сжав зубы. А сейчас, ко всему прочему, появился радиомостик домой. И как бы ты ни закрутился ты в воздушном бою, РПК приведет тебя на родной аэродром, стоит только настроиться на позывные своей приводной радиостанции…

И вот, Батя устроил всем летчикам полка вторую зарядку перед завтраком. Чтобы не перепутали свою приводную станцию с другой, летчики начали изучать «морзянку». Выстукивали на ключе: «тетя Катя, дай, дай закурить...» и всякие другие премудрые фразы, помогающие на слух вызубрить хитросплетения точек и тире. А когда после этой зарядки ребята с шутками выплескивались в коридор, вдоль которого располагались комнаты летного общежития, то возле комнаты, где жил Батя, громкие голоса невольно смолкали.

В этот час через дверь всегда слышались его спокойный умиротворенный голос и веселый женский голосок, колокольчиком вторивший ему. Из поездки в Башкирию Батя привез свою жену. Правда, вся его семья в сборе была там, в Туймазе, всего несколько дней, пока его не было в полку. Взять в Чкаловскую маленького Левушку и еще меньшую Татьянку он не мог, и их пришлось оставить на попечение бабушки Марии Ивановны и деда Льва Ильича.

Жену Бати звали Олимпиада, так просто по имени и называли ее в полку. Она была еще очень молода, такая же молодая, как и весь молодежный полк, и красива скромной красотой. Если правду говорят, что «глаза – зеркало души», то по ее глазам можно было судить насколько счастлива она была в те дни. Ее глаза лучились счастьем... С Батей они расстались в дни эвакуации семей командного состава из Одессы в самом начале войны. И вот, после стольких испытаний и потерь, они вновь были вместе. Это было, наверное, самое счастливое время в их совместной жизни, в которой было значительно больше длительных разлук, чем коротеньких встреч.

Об этом стоит вспомнить еще и потому, что хочется передать образ Льва Шестакова – одновременно молодого и мудрого, каким он был и ушел, каким вечно останется в памяти знавших его. Живя среди людей еще не имевших своих семей и разлученных со своими близкими суровой годиной войны, Батя словно стеснялся своего недолгого семейного счастья. Он никогда ни в чем не привык выделять себя среди тех, с кем делил опасности и нелегкий ратный труд. В этом был один из его незыблемых жизненных принципов.

Приближалась 26-я годовщина Октябрьской революции. Суровый аскетизм войны не позволял в то время устраивать большие праздники. Все торжества проходили скромно, почти как обычный ужин. Но Батя объявил заранее, что состоится праздничный вечер, на который офицеры (это слово тогда было еще в новинку!) должны явиться со своими женами! А после того, как его заявление вызвало вполне понятное недоумение, Шестаков вполне серьезно добавил: «А те, кто еще не успел обзавестись семьей, могут явиться вместе со своими подругами. – И закончил, улыбаясь своей открытой улыбкой. – В этом-то вы уж наверняка преуспели... Надеюсь, что в следующий раз многие из ваших подруг станут вашими супругами».
Второго такого вечера не случалось в полку до самого конца войны... Но в одном Лев Шестаков оказался прав. Когда два года спустя, 7 ноября 1945 года, на аэродроме Теплый Стан под Москвой полк отмечал 28-ю годовщину Октябрьской революции, то за праздничным столом сидела не одна пара супругов, судьба которых решилась с легкой руки нашего Бати в незабываемый вечер ноября 1943 года на аэродроме Чкаловская...

В НИИ ВВС летному составу полка «прокрутили» несколько раз киноролик: уникальный фильм, смонтированный из фотокинопулеметных лент, снятых во время реальных воздушных боев и штурмовок, проведенных англо-американскими летчиками над Европой, Африкой и над Тихим океаном. Батя сам комментировал эти кадры. Как теперь говорят, эффект присутствия – был потрясающий. Каждый летчик словно принял участие в сотне самых различных боев.

Самолеты, на которых полку предстояло воевать, новенькие ЛА-5ФН были окрашены в соответствии с шестаковской системы. Коки винтов и передняя часть капотов были выкрашены в красный цвет, а киль и руль поворота – наискось в белый. Батя сам утвердил эскиз раскраски представленный техником-лейтенантом Виктором Кукиным. Противник издали должен был отличать «красноносых» ястребков и бояться их. В будущей боевой репутации своего полка командир не сомневался.

Но шестаковская система не ограничивалась только боевой подготовкой летного состава. Он хотел видеть всех и летчиков, и техников, и штабных работников сознательными, интеллигентными и гармонично развитыми людьми. В этом он тоже видел залог успеха своей системы, которая в полном смысле этого слова была комплексной.

Стараясь, как можно полнее использовать возможности короткого пребывания в гарнизоне Научно-испытательного института, Шестаков организовал целый цикл лекций для летного и технического состава, которые в полку прозвали «шестаковской академией». И какие это были лекции! Аэродинамику читал автор всемирно известной теории штопора самолета заслуженный деятель науки и техники, генерал инженерно-технической службы профессор В. Пышнов. О возможностях новых боевых самолетов рассказывал один из летчиков-испытателей института полковник Петр Стефановский, воздушные приключения которого были похожи на легенды. Об Америке, о советско-американских отношениях рассказывал офицерам полка первый советский посол в Соединенных Штатах Америки Трояновский. Об истории России, о великом боевом прошлом русского народа читал лекции известный военный историк полковник Разин.

А шестаковские требования к внешней культуре офицера... Он был исключительно опрятен и того же требовал от своих подчиненных. А регулярные собрания, которые он ввел по вечерам за ужином и назвал их «офицерскими собраниями». На них проводились разборы боевого или учебного летного дня, отмечались успехи тех, кто их заслужил и промахи тех, кто их допустил. На этих офицерских собраниях поминали погибших друзей, потому что война есть война. Но что бы ни случилось, как правило, за ужином звучали песни, читались стихи, исполнялись характерные танцы, а иногда и массовые пляски, потому, что жизнь и борьба продолжались.

Словом, в Чкаловской осенью 1943 года полностью раскрылся талант командира и воспитателя, создателя своей системы и своей школы. Вне всякого сомнения, это был лучший и самый продуктивный период в жизни Бати. Но тогда он не только учил, но очень много читал, думал о прочитанном и учился сам. Для этого он старался использовать богатейшие возможности библиотеки НИИ. Как-то, будучи в библиотеке НИИ, мне удалось заглянуть в читательский формуляр Шестакова… Вот книги, прочитанные Батей в те осенние дни 1943 года: Энгельс «Анти-Дюринг» и «Диалектика природы», Светоний «Жизнеописание двенадцати цезарей», Фрейд «О психоанализе», Маккиавели «О военном искусстве», Драгомиров «Курс тактики», Крутень «Воздушный бой», Степанов «Порт-Артур»...

… Прошло совсем немного времени, и весь полк прочно освоил науку Льва Шестакова. Летчики и техники как-то подтянулись, стараясь во всем походить на своего любимого командира. А Батя во всем и всегда являл пример того, чему он учил других. И не любил он говорунов и зазнаек. «В впотьмах и гнилушка светит», – говорил он про таких. Не все отвечали тем высоким требованиям, которые поставил перед полком маршал авиации А. А. Новиков. С некоторыми летчиками Бате пришлось распрощаться. Высшей оценкой в полку стало дело, которое делал человек. Радостно вспоминать, как летал, а затем и воевал полк. Взлет и посадка четверками, минимальное время сбора, четкое маневрирование звеньями, повороты «все вдруг», четкое взаимодействие...

19-й Краснознаменный истребительный авиаполк вылетел на 1-й Украинский фронт в первых числах января 1944 года. Путь его лежал по маршруту Чкаловская – Тула – Орел – Прилуки. Полк навсегда покинул гостеприимный авиагарнизон Чкаловская, где произошло его второе рождение.

В Прилуках полк задержался на несколько дней. На огромном аэродроме этого скромного украинского городка накапливалась истребительная авиация для 1-го и 2-го Украинских фронтов, проводивших наступательные операции по освобождению от фашистских оккупантов Правобережной Украины. Для проведения стратегических наступательных операций советское командование уже имело возможность сосредотачивать на важнейших направлениях от 2 до 7 тысяч самолетов. Летчики полка дважды наблюдали такое сосредоточение нашей авиации – под Сталинградом и на Курской дуге, хотя принять участие в этих битвах и не пришлось. Кое-кто засомневался и на этот раз: «Опять в резерве главного командования «припухать»...

Фраза «в резерве маршала авиации» еще не была произнесена. Но Батя, до которого дошли эти пересуды, категорически отверг такую версию. Он сказал: «Не для того мы сюда летели». И, как всегда, перевел разговор на рациональную тему: «Вы получили полетные карты почти на всю Правобережную Украину – изучаете! Район обширный и сложный…»

Действительно, вскоре определился и конечный пункт маршрута – аэродром Журбинцы возле города Бердичева. А пока в Прилуках, где сосредотачивалось много авиации, происходило и много интересных встреч. В сущности, первая встреча по прилете на этот аэродром и породила слух о возможной сдаче своих самолетов другим частям.

У КП, землянка в несколько накатов, аэродромная радиостанция 11АК на двух автомашинах ГАЗ-АА, мачты антенн с «пауками» растяжек, – стоял невысокого роста авиационный генерал с красным обветренном лицом в папахе и распахнутой бекеше. Он встретил проходивших мимо и козырнувших ему летчиков полка, шутливым и радостным возгласом: «Что, земляки? Машины пригнали?» Смысл вопроса не дошел сразу до нас. Только позднее мы узнали, что генерал действительно ждал пополнения самолетами своей авиадивизии.

Дмитрий Титаренко шепнул: «Иван Лакеев». Он встречался с ним на Карельском перешейке... Больше ничего объяснять никому и не требовалось. Кто же в авиации не знал летчика Ивана Лакеева? Герой Испании, где он сбил 12 фашистских самолетов, один из первых советских асов. Летчик «Божей милостью», как говорили в старину, когда хотели отметить чьи-нибудь выдающиеся природные и профессиональные способности. Вся страна знала депутата Верховного Совета СССР Ивана Алексеевича Лакеева, ведущего пилотажной пятерки красноносых стремительных ястребков, не раз демонстрировавших свое филигранное летное мастерство во время парадов над Красной площадью. У нас, довоенных школьников, к «испанцам», нашим кумирам тех лет, осталось навсегда какое-то особое трепетное чувство. Но за плечами генерал-майора был и Халхин-Гол и война с белофиннами. С началом Великой Отечественной войны был назначен командиром 235-й истребительной авиадивизии, которая сражалась в небе Сталинграда и Кавказа, над Курском и Киевом.

Не раз там, в Прилуках, мы встречались с генералом Лакеевым и летчиками его дивизии. Запомнился Герой Советского Союза лейтенант Базанов, нашего двадцатидвухлетнего возраста, но уже опытный, отважный воздушный боец. Виктор Алкснис... Но об этой встрече следует рассказать особо.

Познакомил меня с Виктором Алкснисом Николай Руденко, который вместе с Виктором учился в авиашколе пилотов. Несколько дней знакомства с Виктором переросли в дружбу. Виктор был обаятельный парень и человек исключительно сложной судьбы. Его отец, Яков Иванович Алкснис, бывший командующий ВВС Красной Армии немало сделал для становления советский авиации, и не одно поколение авиаторов назвали его своим Батей.

Но в 1938 году жизнь Якова Алксниса трагически оборвалась. Когда Виктору пришла пора призываться в армию, его мать приложила, кто знает сколько, сил, чтобы сын стал летчиком. Говорили, что в крылатой судьбе Виктора Алксниса приняли участие и Смушкевич, и Рычагов, и Новиков. А Иван Алексеевич Лакеев принял его летчиком-истребителем в свою авиадивизию во время Сталинградского сражения – «под свою ответственность». История эта в 235-й истребительной авиадивизии была известна многим, но в присутствии Виктора об этом не принято было говорить. И сам Алкснис-младший понимал это… В воздухе он сражался, как герой, считался одним из самых верных ведомых летчиков.

Когда мы расстались, у нас с Виктором завязалась переписка. Но его первое ответное письмо оказалась и последним. В начавшейся вскоре Корсунь-Шевченковской наступательной операции, несмотря на неблагоприятную погоду, наша авиация сорвала снабжение окруженных фашистских войск по воздуху. Воздушные бои были жестокие, в одном из них сгорел Виктор Алкснис...

Полевой аэродром Журбинцы раскинулся невдалеке от старинного украинского города Бердичева, сильно пострадавшего и почти совсем обезлюдевшего.

В первом же воздушном бою на фронте Шестаков преподал всем нам наглядный и многозначительный урок. Вылетали двумя четверками с аэродрома Журбинцы. Полетное задание – облет района боевых действий. Шестаков полетел в паре с капитаном Титоренко, каждый командир эскадрильи со своим заместителем: Корень – Кушников, Шебеко – Караев, Баклан – Савин. В воздухе четверки, как учил Батя, были развернуты по фронту и эшелонированы по высоте. Вначале все шло как по писанному. Пара из верхней четверки обнаружила чуть ниже себя шестерку «фокке-вульфов-190» и оповестила об этом остальных. Нижняя четверка, которую вел Шестаков, за счет скорости набрала необходимое превышение. Батя скомандовал ведущему второй пары капитану Кореню: «Сокол-10», атакуйте, прикрываю!»

Капитан Корень пошел в атаку и открыл огонь метров с четырехсот. «Фокке-вульфы» шарахнулись в стороны, и одна из пар стала набирать высоту. Шестаков бросил в эфир: «Сокол-10», ближе! Еще ближе!» Но капитан Корень уже вышел из атаки. Батя, ни секунды не раздумывая, бросился наперерез ближайшей вражеской паре, и наши летчики услышали в эфире его голос: «Смотрите, как надо!» Форсируя мотор, он быстро сблизился с ведущим немецкой пары и, только подойдя почти вплотную, нажал на гашетку. После первых же выстрелов «фокке-вульф», окутавшись черным дымом, стал отвесно падать. Остальные немецкие самолеты крутым пикированием покинули поле боя.

О том, что Батя в первом же боевом вылете первым в полку сбил фашистский самолет, однополчане узнали по радио еще до посадки летавших ястребков. Все свободные от дежурства летчики окружили вернувшихся товарищей. Батя обвел всех веселым или, скорее, лукавым взглядом и, обращаясь к командирам эскадрилий и их заместителям, спросил: «Видели? – Те закивали головами. – Так вот, теперь берите командиров звеньев и старших летчиков и производите с ними облет линии фронта. Если встретите противника, действуйте так же!»

Когда все стали расходиться, он задержал капитана Корня и что-то ему сказал. Краска бросилась в голову комэска, на его худощавом лице белели лишь желваки скул. Позже стало известно, что сказал Батя капитану Корню. Он сказал ему фразу, которую говорил летчику только в крайнем случае: «В ваших жилах течет не горячая кровь истребителя, а холодный нарзан!»