• Павел Богданов. Полк назывался "Маршальским"

    10. Дорогой побед


    После гибели Льва Львовича Шестакова в полку говорили, что шеф нашего полка (который находился в личном резерве командующего ВВС и уже официально звался «маршалъским») Главный маршал авиации А.А. Новиков (это звание было присвоено А.А. Новикову, первому в советских ВВС, 21 февраля 1944 г. – Прим. редактора) сказал: «Второго такого командира я вам подобрать не смогу». И все же он подобрал другого и единственного из всех возможных. Время подтвердило это. Через призму лет сейчас удивительно ясно видится, что с любым другим командиром после Шестакова полку было бы хуже. Но кто об этом мог знать тогда?

    Поговорка гласит: «Новая метла по-новому метет». Новый Батя – подполковник Павел Федорович Чупиков, начал с того, что нарушил эту, казалось бы, незыблемую поговорку.
    Он ничего не тронул из заведенного в полку Шестаковым. Даже внешне все осталось, так как и раньше: и офицерское собрание, и несколько подчеркнутая субординация.

    Подполковник Чупиков принял 19-й Краснознаменный авиаполк на аэродроме Коськов, откуда вылетел в свой последний бой Лев Шестаков. В течение несколько дней, что полк оставался без командира, его должность временно исполнял ветеран полка капитан Дмитрий Титаренко. И когда 25 марта 1944 года был освобожден город Проскуров, в числе одиннадцати наиболее отличившихся в боях за город частей и соединений в приказе Верховного главнокомандующего была отмечена и «часть капитана Титаренко».

    31 марта полк перелетел на аэродром Турчинцы на тернопольское направление, куда было перенацелено острие главного удара 1-го Украинского фронта...

    Новый Батя летал много, предпочитая руководить воздушными боями в воздухе, действуя личным примером. Чупиков был ярким представителем летающих авиационных командиров, такими как Зайцев, Клещев, Полбин, Савицкий, Покрышкин, Шестаков. Написал я эти слова «летающий авиационный командир» и задумался... Да, нет! Все правильно! Память не изменяет: ведь были же, чего греха таить, и «малолетающие» командиры авиационных частей, и «нелетающие» вовсе.

    Целью жизни Павла Федоровича Чупикова были крылья. Но нельзя сказать, что дорога к ним была прямой. Вместо летного училища, куда он стремился, Павел попал в техническое и стал авиационным техником. Только беспредельная тяга к полетам помогла ему, далеко не сразу, стать летчиком, когда у него за спиной уже были и жизненный опыт, и знание авиационной техники. Это в конечном итоге и определило его быстрый рост и как летчика, и как авиационного командира. Перед тем как принять наш полк, Чупиков командовал авиадивизией. И какой! 8-й гвардейской Краснознаменной Киевской истребительной авиационной дивизией, слава которой рождалась в дымном небе Донбаса и над полями Северного Кавказа, над Днепром и холмами древнего Киева.

    Почему командир прославленной дивизии согласился на должность командира полка, который в то время даже не был гвардейским? Такой вопрос не очень занимал тогда летную молодежь полка… Ведь свободная охота истребителей вещь такая увлекательная, считали все. Она похожа на соколиную охоту предков. Пары и четверки истребителей, используя высоту, солнце или облачность, свободны в выборе средств и целей, патрулируют на возможных маршрутах вражеских бомбардировщиков, «откалывают» от группы отдельные самолеты и заставляют бомбардировщиков сбрасывать свой смертоносный груз на головы собственных войск, отвлекают на себя истребители прикрытия, уничтожают зазевавшихся одиночек, наносят удары по аэродромам противника, а когда в воздухе ничего обнаружить не удается, штурмуют автомобили, паровозы, эшелоны – все достойное внимания. Словом, каждый день действовать так, как еще только год назад можно было мечтать, как могли себе позволить только немецкие асы. И недаром плохим тоном для летчика-охотника считалось возвращение на свой аэродром с неизрасходованным полностью боекомплектом. Какой настоящий летчик, думали мы, может отказаться от всего этого? А в том, что новый Батя был настоящим летчиком, ни у кого в полку сомнения не возникало. Конечно, Чупиков учитывал и эти соображения. Какому летчику чуждо стремление увеличить свои личные летные и боевые достижения? А командование особым «маршальским» полком открывало в этом отношении перспективы большие, чем где-либо. Но на самом деле все было намного сложнее.

    Между маршалом Новиковым и подполковником Чупиковым, которого командующий ВВС вызвал в Киев во время посещения 1-го Украинского фронта, состоялся серьезный разговор. Александр Александрович Новиков очень хорошо знал, что было главным для наших ВВС тогда, весной 1944 года. «Свободная охота» истребителей это всего лишь тактика, которая была узаконена специальной директивой еще в сентябре 1942 года, вскоре после того, как он стал командующим советских военно-воздушных сил. С тех пор многие советские летчики на всех фронтах освоили «охоту» и не это занимало Новикова. Главной задачей являлось прочное удержание завоеванного с таким трудом господства в воздухе и обеспечение операций наземных войск по освобождению советской земли от фашистской нечисти, вплоть до окончательного разгрома фашизма. Командующий ВВС помнил, что даже при общем прочном господстве в воздухе, противнику на отдельных участках удавалось добиваться местного временного превосходства, которое дорого обходилось наступавшим советским войскам. Так, происходило либо в конце наступательной операции, когда наша авиация не успевала за наступающими войсками, либо там, где немцем удавалось перебрасывать авиацию с других участков. А для этого ему нужна была стальная «метла», которой можно было бы «пройтись» по тем участкам фронта, где еще пытались свирепствовать асы люфтваффе. Группам фашистских асов необходимо было противопоставить полки асов советских.

    Кроме количественных результатов, которых добивались асы в воздушных боях, для успешной боевой работы в воздухе крайне важно было создать благоприятный психологический настрой среди всего летного состава, принимавшего участие в боях. Командование люфтваффе с первых дней войны старалось использовать в своих целях различные психологические эффекты. Прекрасно понимал, что психология является огромной материальной силой и Александр Александрович Новиков.

    К тому времени у нас уже имелся хороший опыт работы советских асов в небе Сталинграда, в весенних боях над Кубанью и в ходе грандиозных воздушных сражений летом и осенью 1943 переломного года. Подлинной кузницей советских асов стал 9-й гвардейский истребительный авиаполк, детище Льва Шестакова, с его созвездием летчиков дважды Героев Советского Союза. В 16-м гвардейском полку кроме трижды Героя Советского Союза Александра Покрышкива так же выросла целая плеяда замечательных асов: Григорий Речкалов, братья Дмитрий и Борис Глинка, Александр Клубов, Андрей Труд и Иван Бабак. Победами отмечен был боевой путь 32-го гвардейского полка новатора-командира Ивана Клещева. И там, где появлялись полки советских асов, чаша весов неизменно склонялась в пользу советской авиации. Командующий ВВС хотел иметь такие полки в своем резерве, чтобы в необходимый момент перебрасывая их с одного фронта на другой, влиять на воздушную обстановку на направлениях главных ударов. Вот почему 19-й авиаполк называли «маршальским» полком.

    Командовать отдельным «маршальским» 19-м Краснознаменным Проскуровским истребительным авиационным полком и предложил маршал Новиков во время своего разговора в Киеве подполковнику Чупикову. Новиков вспомнил, что примерно такой же разговор состоялся у него со Львом Шестаковым в августе прошлого года на Большой Пироговской улице в Москве, с той лишь разницей, что Шестакову он предложил систематизировать весь свой боевой опыт Испании, Одессы и Сталинграда и создать качественно новый полк советских асов. Теперь он предложил Чупикову возглавить и вести в бой сложившийся коллектив, оставшийся без своего создателя. Большая ответственность ложилась на плечи нового командира полка. Ему многое было дано, но от него многого и ожидали...

    Павел Федорович Чупиков принял на себя эту ответственность. А когда Чупиков был в воздухе, на земле полным хозяином оставался начальник штаба полка Яков Петрович Топтыгин. Подполковник Топтыгин был личностью исключительно колоритной. По старым понятиям гвардейского роста, он обладал сухощавой, немного сутулой фигурой с очень большими руками и ногами. Его лицо с большим носом, словно вырубленное из темного гранита, в то же время было очень выразительным и подвижным. А уж второго такого доку по штабной службе трудно было найти. Топтыгин самостоятельно планировал вылеты, отлично зная способности каждого летчика, используя радиосвязь, умело наращивал силы в воздушных боях. Сам подробно расспрашивал летчиков после боевых вылетов, анализировал воздушные бои, а его боевые донесения были образцом военного делового письма. Он умел сохранить в них необходимую лаконичность и в то же время никогда не упускал яркие детали и, самое главное, не забывал людей, которые сражались и побеждали в воздухе.

    Несомненной заслугой Якова Петровича Топтыгина было то, что очень многое из заведенного Львом Шестаковым в полку, начальник штаба сумел передать новому командиру. Но в то же время он стал неизменным оппонентом во всех его поисках.

    Павел Федорович Чупиков много размышлял над тем, как должны действовать истребители-«охотники» в этих постоянно меняющихся условиях. Апробированные в полку методы боевой работы четверками годились не всегда. Необходимо было уменьшить количество холостых вылетов, увеличить количество боевых встреч с противником и нанести ему максимальный урон. С такой проблемой Чупикову уже приходилось сталкиваться во время боев над Днепром, когда он командовал дивизией.

    Все годы совместной службы в полку командир полка и начальник штаба жили бок о бок. И все это время Чупиков ощущал рядом присутствие умного и доброжелательного собеседника. Как-то само собой у них выработалась привычка обсуждать военную историю. Прошлое, настоящее и будущее всегда связаны в единый клубок. Исторические параллели помогают лучше понять настоящее и перебросить мостик в будущее. И была какая-то логическая нить, связывающая, казалось, совсем разные эпохи и войны. Он наполеоновского принципа: «Идти врозь – бить вместе» до брусиловского: «Бить в нескольких пунктах, а затем сосредоточить основные силы там, где достигнут наибольший успех», эта незримая нить перебрасывалась к реальным воздушным боям, проведенным летчиками полка…

    Большим эшелонированным группам фашистских бомбардировщиков необходимо было противопоставить боевые порядки многих отдельных пар истребителей так же эшелонированных по районам и высотам. Так думал подполковник Чупиков, так он и старался организовать боевую работу полка. Он верил в летчиков, верил в технику и считал, что опытные ведущие пар, при наличии хорошей радиосвязи обеспечат быстрый сбор всей группы для удара в мощный кулак. Все это привело к тому, что «Наука побеждать» с гибелью Льва Шестакова не только не захирела в полку, но и получила свое новое развитие.

    В одном из апрельских номеров 1944 года в центральной газете Военно-воздушных сил «Сталинский сокол» была помещена корреспонденция с 1-го Украинского фронта:
    «Прикрывая наземные войска.
    Пытаясь на отдельных участках фронта вернуть утраченные позиции, немцы бросают на поддержку танков и мотопехоты большие группы бомбардировщиков. Над линией фронта почти ежедневно разыгрываются воздушные бои и некоторые из них носят ожесточенный характер. Все попытки немцев взять инициативу в воздухе в свои руки терпят крах.

    Зорко несут воздушную вахту над нашими войсками летчики подразделения Чупикова. Созданный ими истребительный заслон дает возможность перехватить бомбардировщики противника, на какой бы высоте они не появлялись. Кстати говоря, тактика вражеских бомбардировщиков сейчас тем и характеризуется, что они непрерывно меняют высоты, пытаясь найти щель, через которую можно проникнуть. Наши истребители в связи с этим эшелонируют патруль по высотам.

    Противник, не надеясь на своих истребителей непосредственного прикрытия, все чаще высылает вперед специальные наряды истребителей для расчистки воздуха. Один из таких нарядов был обнаружен Чупиковым, когда он в паре с капитаном Титоренко вылетел на поиск противника. Ниже себя он увидел ФВ-190. Атакой сверху Чупиков сбил ведомого. Вскоре в этом же районе Герой Советского Союза Баклан встретил еще одну группу Ме-109. Командир подразделения Чупиков быстро оценил обстановку: в этом районе надо ожидать появление «юнкерсов».

    Предположения Чупикова оправдались. Большая группа бомбардировщиков шла под плотным прикрытием истребителей. Бой разыгрался над линией фронта. Три пары Ла-5 плотным строем врезались в гущу Ю-87. С первой атаки были подожжены два бомбардировщика и еще два подбиты. Ю-87 повернули обратно, но Ла-5 устремились за ними. Начались атаки по бомбардировщикам, рассыпавшимся в разные стороны. Один из ФВ-190, которых связали боем четыре Ла-5, ринулся было на Громаковокого, но был сбит вовремя подоспевшим Богдановым. Бой, длившийся 40 минут, закончился для немцев потерей 12 самолетов».

    В том бою над Тернополем 15 апреля 1944 года десятка летчиков полка, состоявшая из пяти пар, встретилась с сотней фашистских бомбардировщиков, которые шли эшелонами по 25 самолетов, их прикрывали сорок истребителей. Сбив 12 самолетов противника, полк потерял только одного своего летчика. На аэродром Турчинцы не вернулся капитан Корень.

    Как он погиб, никто не видел. Вечером на поиски пропавшего капитана вылетел на связном По-2 замполит майор Асеев, во второй кабине с ним полетел уполномоченный особого отдела старший лейтенант Егоров. И чуть-чуть этот полет не окончился трагически. Дважды удавалось майору Асееву увертываться от смертельных очередей «мессершмиттов». Только появившиеся в критический момент «яки» 3-го истребительного авиакорпуса генерала Савицкого отбили у них охоту до легкой добычи.

    Капитан Корень был сбит над огромным лесом. Полковой По-2 приземлялся у нескольких населенных пунктов, но узнать ничего не удалось. Местные жители отвечали односложно: «Здесь каждый день самолеты с неба падают. Ничего не ведаем». Так и пришлось вернуться ни с чем на свой аэродром. Разное говорили о его смерти. Вспоминали слова капитана Корня о том, что его самого никогда не собьют. И вот теперь он унес тайну своей гибели в безвестную могилу.

    Когда Главный маршал авиации А.А. Новиков узнал о подробностях этого боя, он сказал командиру полка Чупикову: «Еще один такой бой и вы – гвардейцы!»

    16 апреля 1944 года с аэродрома Турчинцы поднялась четверка в составе летчиков Шебеко – Вялов и Караев – Алексеев и направилась на прикрытие боевых порядков в районе Черный Остров. В завязавшемся бою Александр Караев сбил один Ю-88, а второй «юнкерс» он привел на аэродром Турчинцы и посадил его возле взлетно-посадочной полосы. Караев «клевал» вражеский бомбардировщик беспрерывно до тех пор, пока «юнкерс» не плюхнулся на брюхо, не выпуская шасси. Подоспевшие техники и мотористы нашего полка взяли экипаж Ю-88 в плен.

    Ежедневно рос боевой счет полка. Только за апрель 1944 года летчиками полка было сбито в воздушных боях 25 самолетов противника. Своих потерь в этот период полк больше не имел. Настроение было приподнятое. Драться приходилось уже за рекой Прутом, по которой проходила государственная граница СССР. 19-й киап добился в этих боях такой эффективности, какой добивались лишь лучшие группы истребителей-«охотников» – на каждый сбитый самолет противника приходилось всего 3 боевых вылета.

    Полк стал шире применять аэродромный маневр. Если с аэродрома Коськов 3-я эскадрилья перелетела на несколько дней под Винницу с целью «разрядить» воздушную обстановку на стыке 1-го и 2-го Украинских фронтов, то 1-я эскадрилья была переброшена в Черновцы, чтобы парировать активность немецких асов-охотников в районе прорыва окруженной фашистской группировки.

    Но даже в самых сложных условиях боевой обстановки высокому почти всегда сопутствовало анекдотическое, а трагическое существовало рядом с комическим. В этом мы убеждались не раз…

    Об одном таком случае, произошедшем во время боевой работы на аэродроме Турчицы, рассказывал наш «старина» Федор Андреевич Геращенко. В тот день он полетел ведомым у штурмана полка Владимира Шебеко. Апрель 1944 года. Украина. Ни дождь, ни снег, одним словом – «мура», как окрестили такую погоду летчики. Развезло все дороги и дорожки. Сверху земля в такое время похожа на изорванную рыболовную сеть. Ничего не разберешь. Но майор Шебеко полетел не зря. Он был, как говорится, штурман «божьей милостью».

    Но на обратном пути шальной снаряд, выпущенный из спаренного «эрликона», ударил в мотор «лавочкина», на котором летел Федор Геращенко. Привычно шумевший мотор затрясся, чихнул и безжизненно смолк. Рука летчика автоматически двинула ручку управления вперед, чтобы самолет не потерял скорость. Ястребок круто пошел к земле. Взгляд, брошенный вниз, зафиксировал в поле зрения ровную площадку, окруженную кустами. Не раздумывая, – туда! Казалось все идет само собой: глаз видит, рука и ноги действуют. В автоматизме, в отработанности действий в критический момент и заключается мастерство пилота. Набегающая земля приостановила свой бег... Удар! Фонтаны грязи, ударившие из-под брюха самолета, и тяжелый звон наступившей тишины в ушах...

    Из полузабытья Федора Геращенко вывел рокот, раздавшийся над самой головой. Это майор Шебеко пронесся на бреющем полете. Все было ясно. Посадить истребитель на шасси рядом с ним было немыслимо. Но куда бежать? Геращенко нажал на кнопку радиостанции. В ушах раздались треск и шорох. Работает! Он несколько раз запросил: «Шебеко, где немцы? Шебеко, где немцы?» А в ответ – только усиливающийся треск в наушниках.

    Когда опечаленный майор Шебеко вернулся на свой аэродром без Геращенко, то он рассказал, что последними словами Федора, которые он услышал, были: «Шебеко, бей немцев!» Именно так сквозь помехи он понял фразу старшего лейтенанта Геращенко. Но немцев он не видел и домой долетел на последних каплях горючего. Однако надежды не терял...

    Через несколько дней к нам на аэродром заглянул согнутый в три погибели старик с клюкой. На старике был заляпанный грязью балахон, а на голове – меховая шапка неопределенной формы. Когда же кто-то из нас окликнул его и предложил миску супа, старик преобразился на наших глазах: он скинул балахон, вытряхнул его от грязи, вывернул и снова надел. На старике оказался кожаный летный реглан. Потом он вывернул свою шапку, которая превратилась в шлемофон с вырезанными наушниками. Все ахнули. Перед нами был заросший, худой, но живой и веселый Федор Андреевич Геращенко! Больше всех смеялся он сам, что ему так ловко удалось всех разыграть.

    Геращенко рассказал, как сидел в траншее в воде подо льдом, когда его искали немцы, и как его приютила в своем доме в селе Супрунковцы Дарья Федоровна Николаева, его спасительница. В селе были немцы. Дарья Федоровна спрятала его на чердаке. Но там Федору не сиделось. Однако пока немного не зарос, не решался выходить из своего убежища (стриженные да бритые были под подозрением). А потом он проделал весь этот маскарад, и рискнул на виду у всех показаться в селе. И, право, было в нем что-то от хуторского деда, что усомниться в этом никому и в голову не пришло. В таком виде он и ушел из села, как только немцы покинули его. После войны стало понятно, что все это могло произойти только потому, что ни в селе Супрунковцы, ни во всей округе не нашлось ни одного предателя. Так же как не нашлось предателей и в других подобных случаях, о которых нам еще предстоит рассказывать. И это только подтверждает ту простую мысль (часто, впрочем, оспариваемую скептиками), что хороших людей у нас было и есть гораздо больше, чем плохих.

    На аэродроме в Турчицах Евгений Азаров снова стал командиром эскадрильи, на этот раз нашей второй, сменив капитана Шебеко, который был назначен штурманом полка. Мне удалась еще ближе познакомиться с этим превосходным летчиком-истребителем и очень интересным человеком.

    В 19-м полку, как, впрочем, и в других частях, у многих авиаторов были свои увлечения. Только позже, уже после войны, такие увлечения стали называть модным словечком «хобби». Но тогда это были просто увлечения, которым люди и на фронте, и в тылу посвящали свой короткий досуг…
    Евгений Азаров увлекался рисованием. Он рисовал во время отдыха, в промежутках между полетами, в землянке на командном пункте эскадрильи, при оформлении боевых листков, а то и просто мелком или углем на гладком кусочке стены.

    В памяти ветеранов полка сохранились многие его рисунки. Вот летчики и техники, утаптывающие аэродром после пурги. «Утренний туалет» – небритый механик, умывающийся на морозе снегом. «Последний салют другу» – кружащая метель, изображенная легкими штрихами карандаша, и уходящие вдаль фигуры летчиков, а на переднем плане свеженабросанный холмик земли с маленьким обелиском, увенчанным звездочкой. Везде холмика человек в меховом комбинезоне с непокрытой головой. На уровне плеча он держит пистолет дулом вверх, а снег запорошил его склоненную голову...

    Но лучше всего Азарову удавались рисунки-перевоплощения. Одну из таких серий рисунков можно было бы назвать «В берлогу к фрицу». На первом рисунке был изображен около самолета летчик с широким добродушным лицом. Его ноги в лохматых унтах были широко расставлены, а сам он чем-то очень напоминал большого медведя. На втором рисунке он одевал парашют, но ноги и руки его словно обросли шерстью и были похожи на медвежьи лапы, а комбинезон на медвежью шкуру. На третьем – в кабину самолета забирался сердитый медведь в летном шлеме, но этот медведь был очень похож на летчика с первого рисунка. Но чаще всего Азаров рисовал самолеты... Самолеты и воздушные бои, которые были для него не только увлечением, но и смыслом всей жизни летчика-истребителя. Он летал и проводил свои воздушные бои с противником, как истинный художник.

    В Турчинцах в полк прибыло пополнение – летчики младшие лейтенанты Стрельников, Плиткин и Бернштейн, окончившие летные училища уже по новой программе. И хотя у них был сравнительно небольшой налет, но более рациональная программа, чем в школах пилотов ускоренных выпусков, позволила им вскоре встать в строй воздушных бойцов полка. Миша Стрельников стал ведомым у Николая Руденко, Толя Плиткин стал летать с Михаилом Таракановым, а Сема Бернштейн со старшим лейтенантом Яхненко. Они внесли свой вклад в победу над фашизмом в заключительный этап Великой Отечественной войны.

    В полку с ним познакомились в апреле 1944 года. Это было вечером за ужином после боевого дня. На его долговязой немного сутулой фигуре мешковато, совсем не по-военному, сидело хлопчатобумажное солдатское обмундирование. Но полевые погоны у него были майорские, с двойным просветом и одной большой звездой. «Наверное, корреспондент», – подумали летчики. Однако последовала команда: «Товарищи, офицеры!» Вошел командир полка и начальник штаба, которых всегда дружно приветствовали и только после этого усаживались окончательно. Наш новый Батя подполковник Чупиков представил странного майора. Он сказал, что в наш полк прибыл на боевую стажировку старший летчик-испытатель московского авиазавода (имеется в виду московский авиазавод № 381. – Прим. редактора), выпускающего «лавочкины», и что фамилия стажера – Логинов.

    Это было очень интересно! Ведь полк с самого начала войны летал на «лавочкиных». Сначала одной эскадрильей на Ленинградском фронте, затем всем полком, получив ЛаГГ-3, сражался на Волховском фронте. Правда, некоторые наши летчики летали и на других самолетах-истребителях, но когда полк получил на вооружение Ла-5, а потом и Ла-7, то именно эти самолеты стали для них любимыми, сменить которые никто не захотел бы никогда, хотя это и не была «любовь с первого взгляда».

    На офицерском собрании было хорошее правило: каждый вновь вступивший в боевую семью летчик должен был рассказать о своих летных и боевых делах. Рассказал о себе и летчик Логинов. И оказалось, что он не майор, а гражданский летчик-испытатель. И на фронт, на стажировку ему удалось вырваться с трудом. Сначала пришлось уговаривать директора завода, потом генеральный конструктор долго не хотел отпускать. Только последний довод Логинова подействовал. Он сказал: «Скоро война закончится... Как же я тогда, не понюхав пороху, смогу испытывать те самолеты, которые вы сейчас в своем блокноте рисуете?»

    «Мне, – говорил Логинов, – ваш замполит рассказал про полк. Вот и не думал, но в вашем полку я уже бывал... до войны, в сорок первом. Послали тогда меня в командировку на ленинградский авиазавод с заданием облетать ЛаГГ-3, которые завод начал выпускать. Потом я их с Комендантского аэродрома в Горелово перегонял. Капризные были машины, их еще долго пришлось доводить. Одну я при посадке в Горелово «поцеловал». Может и помнит кто?» – Отозвался «Один процент» – капитан Титаренко. Словно в успокоение нашему стажеру он ответил: «Помню. Только они и на взлете разворачивались. Я когда вылетал первый раз, чуть в ангар не въехал». С юмором рассказывал Логинов, как ему в Главном управлении на время стажировки «присвоили» звание майора, а потом выдали вот это солдатское обмундирование.

    Вскоре в полку познакомились с его профессиональным мастерством, но в тот вечер все, кто присутствовал в офицерском собрании, услышали нечто иное. Нас всегда покоряет яркий талант. Но особенно он захватывает, когда талантливость проявляется сразу в нескольких областях… А мы в тот вечер услышали могучий бас нашего нового боевого товарища летчика-испытателя Логинова. Он спел арию Германа из оперы Чайковского «Евгений Онегин». И как пел... Потом Логинов пел и другие арии, другие песни, но эта ария осталась связанной с его обликом навсегда.

    С Пушкиным в полку подружились еще со времен Льва Шестакова. И вот, теперь, пока Логинов был с нами, вечером на офицерском собрании снова и снова звучала прекрасная мелодия Чайковского.

    А потом был пилотаж. Какой летчик может остаться при этом равнодушным? Это было незабываемое зрелище! Только тогда, задрав головы к небу, летчики полка поняли, что такое настоящий высший пилотаж на малой высоте. На такой малой, что у видавших всякие виды, захватывало дух. И поняли они так же, на что способен в умелых руках Ла-5, их самолет, на котором они тогда воевали. С каким-то особым, свойственным только большим мастерам пилотажа, подчерком он изящно переводил ястребок из одной фигуры в другую. Полет на спине, замедленные и восходящие бочки, перевороты, петли... Солнце прорывалось сквозь плотные облака, оставляя на них светлые полосы. Но что это? Ла-5 нарисовал в небесах огромную латинскую букву «S». Двойной иммельман? Эту фигуру летчики увидели впервые. Раньше все считали, что для такой фигуры недостаточно мощности наших моторов. В полку было много отличных летчиков, но в тот день большинство впервые так ясно представили предел мастерства своей профессии и почувствовали острую необходимость самим пробовать и дерзать.

    Через пару дней восходящие фигуры над взлетно-посадочной полосой прямо с бреющего полета «крутанули» лейтенант Николай Руденко и старший лейтенант Федор Геращенко. Как только у кого-нибудь из летчиков оставалось несколько минут после выполнения боевого задания, так все они старались потренироваться, выполнить несколько фигур высшего пилотажа. Наш Батя подполковник Чупиков не препятствовал этому. Он сам усиленно тренировался. Но, чтобы лучше узнать возможности каждого, он лично проверил технику пилотирования у всех летчиков полка.

    …Перебазирование всегда тяжелее всего отражалось на обслуживающем персонале авиаполка. Нагрузка на техсостав возрастала при частом перебазировании, при более широком применении аэродромного маневра, который стал практиковаться в нашем полку. Да! Тогда на фронте очень было тяжело верным боевым друзьям летчиков – авиационным механикам. Тяжело в прямом смысле этого слова и в переносном. Этот курьезный случай произошел перед очередным перебазированием на аэродром Колиндзяны.

    Для оперативного обеспечения перебазировок «маршальского» авиаполка к нему был постоянно прикомандирован экипаж транспортного самолета Ли-2 во главе с опытным летчиком капитаном Дудкиным. Невысокого роста, подвижный как ртуть, говорун и любитель подначки капитан Дудкин летал в самую дьявольскую погоду и не боялся, казалось, ни «мессеров», ни дурного глаза. Но в тот раз он подошел к Бате, подполковнику Чупикову, и заявил: «Ведь гробанусь я наверняка с вашими механиками. Гробанусь... Летчиков я и двадцать возьму вместе с парашютами, а больше восьми механиков на борт ни за что! И не приказывайте!» Батя с недоумением посмотрел на разбушевавшегося капитана. «Да вы взвесьте их на весах товарищ подполковник. – Продолжал командир Ли-2. – Взвесьте! В каждом из них не меньше 250 кило будет!»

    Батя приказал построить механиков перед транспортным самолетом. Несмотря на теплую погоду, все они были одеты в куртки и шапки. Передвигались они с трудом, как водолазы в своих костюмах. И когда Батя приказал им распахнуть стянутые проволокой куртки (пуговицы на них, конечно, не сходились), то чего только он не увидел... На каждом по паре инструментальных сумок, набитых самыми различными запчастями, гидравлические шланги и куски перкали, обмотанные вокруг талии, фляги с эмалитом, ветошь… В карманах и даже в шапках была напихана разная мелочь: запасные свечи, прокладки, шплинты...

    Выражение лиц у всех механиков было виноватое. Они чувствовали себя виноватыми! В чем же? Да в том, что каждый технарь старался навьючить на свои плечи все, что только мыслимо, с тем, чтобы на новом аэродроме обслуживаемые самолеты могли летать и драться с первой минуты. Так они привыкли делать свое дело, ни на кого не надеясь, несмотря на ни какие военные перипетии... Перед Батей стояла сложная дилемма. И он разрешил ее, обратившись к механикам с просьбой разумно переоценить свои «шмотки» и оставить мотористам, отправляющимся с наземным эшелоном, не нужное в первую очередь. Сейчас можно было бы сказать, что командир полка призвал механиков к оптимальному решению задачи, что и было сделано. Капитан Дудкин взял на борт Ли-2 шестнадцать механиков.

    25 апреля 1944 года 19-й авиаполк перебазировался на полевой аэродром Колиндзяны. Здесь уже была земля Западной Украины, в воссоединении которой со всей украинской землей участвовал в 1939 году и наш полк. Взлетно-посадочная полоса – пыльная, прямо на прошлогодней стерне. Но расположенное рядом среди цветущих садовых деревьев бывшее панское поместье с добротными жилыми и хозяйственными постройками выглядело весьма привлекательно.

    Полк перелетел на аэродром Колиндзяны, когда Проскуровско-Черновицкая наступательная операция подошла к своему завершению, и в наземных боях наступила оперативная пауза. 17 апреля, отразив контрудары противника, войска 1-го Украинского фронта по приказу Ставки перешли к обороне.

    Но борьба в воздухе не прекращалась. Самолеты 4-го воздушного флота люфтваффе стремились нанести нашим наземным войскам максимальный урон. Наибольший вред приносили фашистские пикирующие бомбардировщики Ю-87. «Штуки», как называли их сами немцы, в отличие от других бомбардировщиков противника, бомбили прицельно, добиваясь высокой точности попадания.

    3 мая шестерка в составе пар: Беликов – Орлов, Руденко – Стрельников и Вялов – Плиткин на высоте 5000 метров вела поиск в районе Коломыя – Обертин. Получив по рации сведения, что в районе Коршев противник идет бомбить наши боевые порядки на высоте 1000 метров, Беликов дал команду пикированием идти в район цели. Обнаружив там девятку Ю-87, заходящих на цель (истребители прикрытия отстали), он принял смелое решение атаковать бомбардировщиков всей шестеркой. Атака была настолько стремительной, что с первого захода было сбито три Ю-87, а остальные, беспорядочно сбросив бомбы, пытались уйти налегке. Беликов связал своей парой подошедшие истребители прикрытия, остальным же приказал преследовать противника. При этом были встречены и атакованы еще две девятки Ю-87, которые сбросили бомбы на свои войска. В результате смелого боя было сбито шесть Ю-87.

    Полк провел еще несколько успешных воздушных боев, взлетая с аэродрома Колиндзяны. Однако в первой декаде мая воздушная обстановка на 1-м Украинском фронте разрядилась. Близилось завершение операции по освобождению Крыма, где безуспешно сопротивлялась 17-я немецкая армия – и большая часть наличного состава 4-го воздушного флота люфтваффе была переброшена туда. Противник теперь был вынужден перебрасывать свою авиацию с одного участка на другой, используя ее в роли «пожарной команды», не добиваясь, однако, при этом большого успеха.

    В середине мая 1944 года во время затишья на фронте в полку на аэродроме Калиндзяны была приведена теоретическая конференция. Тема конференции – самая актуальная и обширная: «Боевое применение истребительной авиации». На конференцию был приглашен известный ас майор Алексей Новиков из 3-го истребительного авиакорпуса, которым командовал Герой Советского Союза генерал Савицкий.

    Алексей Иванович Новиков имел к тому времени на своем боевом счету уже 25 лично сбитых фашистских самолетов. В своем выступлении он много внимания уделил технике воздушного боя. Это соответствовало его взглядам, жизненному и боевому опыту. В авиацию он пришел уже зрелым, сложившимся человеком. В своей гражданской жизни он сменил несколько профессий и был даже цирковым гимнастом. Его девиз звучал убедительно: «Лучший индивидуальный пилотаж обеспечивает лучший маневр и более точный огонь в воздушном бою!» Соглашаясь с ним, летчики нашего полка все же больше внимания уделяли тактическим приемам пары и четверки истребителей, построению боевых порядков эскадрилий, подчинению всех действий летчика-истребителя единой цели – добиться преимущества над противником в воздушном бою – в высоте. «Кто хозяин высоты – тот хозяин боя!» В этом девизе усматривалось явное влияние шестаковской «академии». Идеи бывшего командира прочно укоренились в полку. И результатом споров на той конференции был вывод: «Для летчика-истребителя в его боевой работе по достижению и обеспечению господства в воздухе одинаково важны оба условия – и высокое индивидуальное летное мастерство и тактическая грамотность».

    В день проведения конференции после плотного обеда всем задал загадку командир 2-й эскадрильи Евгений Азаров. Он вытащил из карманов комбинезона два потрепанных томика в мягких обложках и, хитро улыбнувшись, заморгал своими рыжими ресницами. Помусолив палец, он полистал страницы одной из книжек и начал читать: «... Он стиснул зубы, лицо его исказилось судорогой. Трах! Он протаранил сверху крыло вражеского аэропила. Крыло, казалось, расширилось от удара, потом медленно скользнуло вниз и скрылось из виду... »

    На этом месте он кашлянул, пропуская имя героя, и продолжал читать: «Кхе, почувствовал, что нос аэропила опускается. Он схватился за рычаги, стараясь выровнять машину. Новый толчок – и нос опять круто поднялся кверху. На мгновенье ему показалось, что он лежит на спине. Аэропил раскачивался, словно танцуя на месте... »
    – Ну? – Спросил он, – Кто скажет, про кого это написано?
    Летчики загалдели, а потом единогласно решили, что, конечно, про Петра Николаевича Нестерова. Азаров засмеялся.
    – Я бы тоже так ответил. Конечно, если бы точно не знал, что написано это было в 1899 году, когда еще и братья Райт не принимались за постройку своего аэроплана.
    Азаров захлопнул книгу и показал всем обложку. На ней было написано: Герберт Джордж Уэллс «Когда спящий проснется».
    – А вот эта... – Азаров показал на вторую книжку, так и называется «Воздушная война». Этот роман был написан позже... Тогда уже и в Европе оторвали от земли свои первые аэропланы и Сантос-Дюмон, и Фарман, и Блерио... Этот роман я еще не дочитал. Но и так понятно, что предвидения на этот раз, увы, не получилось. Уэллс так увлекся модными тогда «цеппелинами», что содержание этого романа мало похоже на ход первой мировой войны. Зато в своей утопии «Когда спящий проснется» первый воздушный бой он действительно предвидел, даже в деталях. Только все это происходило не в Англии, над Лондоном в двухтысячном каком-то году, а всего через 15 лет после выхода романа, здесь в Галиции, совсем неподалеку от аэродрома, на котором сегодня мы с вами базируемся».

    В мае 1944 года история с книгами, которые показал Азаров, не закончилась. Все желающие прочитали утопию-роман Уэллса «Когда спящий проснется». Но вот вторую книгу этого писателя «Воздушная война», предложенную Азаровым так никто и не успел прочитать. Он ее дочитывал сам и держал в кабине своего ястребка. И она сгорела вместе с его самолетом во время воздушного тарана, который Азаров совершил над Западным Бугом, не столь далеко от тех мест, где совершил первый в мире таран Петр Иванович Нестеров. Капитан Азаров выпрыгнул с парашютом и уже на следующий день был в полку. Об этом воздушном бое речь впереди.

    Вскоре после конференции в нашем полку появился порученец маршала Новикова генерал-майор Андрианов, что, по мнению знатоков, предвещало скорую перебазировку и новые воздушные бои на направлении главного удара.

    Mig and Let_nab like this.
    Комментарии 1 Комментарий
    1. Аватар для Валентин Алексеевич
      Уважаемый Сергей! А как посмотреть рукопись, где описывается 896 ИАП. Есть ли там упоминание о гибели летчика Севастьянова? Или описание боевых действий под Воронежем?