• Юрий Орехов. Цвет нации. Кача. Воспоминания лётчика-инструктора

    Командир эскадрильи



    Начало ночных полётов. Снято в наборе высоты. "Догнал" заходящее солнце

    В конце 1985 года в училище был создан ещё один авиационный полк, в/ч 22747. Командиром стал полковник Ивашенко Пётр Михайлович, он был у меня командиром эскадрильи в 1979 году. Заместители – Рябинов, Исаков. Укомплектовывали штат и мне предложили стать комэской второй АЭ. В Ростове-на-Дону, в штабе округа, после сдачи неких экзаменов «на должность» мы представлялись командующему авиацией, генерал-майору Каменскому. Когда я зашёл к нему в кабинет, он мне сказал, почти дословно, следующее: «Юрий Петрович, если Вы не хотите, чтобы ваша служебная карьера на этой должности закончилась, очень Вам советую, женитесь». Он оказался абсолютно прав. Кстати, он мне сразу понравился, редкий тип интеллигента в среде наших генералов.

    Высокие начальники полк создали, но не стали напрягать свои убогие мозги такими мелочами как место базирования и где жить личному составу. Нас «обрадовали», что на следующий год достроят аэродром в Калмыкии, недалеко от Элисты и там же будет построено несколько жилых домов для нас. И это будет нашим «родным домом». А пока моя вторая эскадрилья разместилась в Кущёвской, первая – в Краснодаре, третья – в Приморско-Ахтарске. Большая часть лётного состава нашей эскадрильи пришла с учебных самолётов, им нужно было много летать для переучивания.


    «Безумство храбрых»



    В январе 1986 года произошёл очень опасный эпизод при выполнении полётов нашей эскадрильей. Летали по «первому варианту», в ПМУ. Руководил полётами командир полка Ивашенко. Я полетел в передней кабине в качестве проверяющего с моим командиром звена капитаном Сергевым. Это была рутинная «проверка инструкторских навыков при полёте в зону».

    Пока Игорь выполнял задание, я рассматривал пейзаж во второй зоне. Земля была покрыта снегом и расчерчена лесопосадками на различные по площади квадраты. Под нами причудливо извивалась закованной в лёд змеёй река под странным названием Куго-Ея. В воздухе находилось всего два экипажа. Рядом, в соседней зоне, выполнял задание мой «замкомэска» Палкин с зам. командиром полка Исаковым.

    Игорь уже заканчивал задание, когда мой взгляд уловил что-то необычное между второй и третьей зонами. Это «что–то», сверху было похоже на быстро растущее облако у самой земли, которое довольно быстро ползло к аэродрому. Доложив РП мы получили разрешение на посадку «с прямой». Но за те несколько минут, пока мы выходили в расчётную точку, быстро растущее пятно облачности закрыло ВПП, вызвав шок и временную потерю работоспособности у дежурного синоптика.

    Стало ясно, что нижний край этой «аномалии», видимо, очень низкий, поэтому я взял управление самолётом «на себя». Когда сработал маркер ДПРС высота была двести метров, а верхний край облачности был всё ещё ниже нас. По всем законам надо было прекращать снижение и уходить на запасной аэродром, но это же «ЧП» и я принимаю решение о продолжении снижения. Поступок смелый, но безрассудный. Многие лётчики принимали подобные решения, чтобы через несколько десятков секунд превратиться в то, что потом собирали вперемешку с землёй, «безумство храбрых!».

    Не знаю, что чувствовал в задней кабине Игорь, все же жена, двое детей, а тут «везут убивать». «152, полосу вижу», это для РСП, теперь на них можно не надеяться. Сто двадцать метров, вошли в облачность, доворот на «ближний» привод, «вертикальная» четыре, скорость триста семьдесят. Сработал маркер БПРС, высота шестьдесят, скорость триста шестьдесят, доворот на «посадочный», «вертикальная» четыре, до земли секунд пятнадцать… Время, помогая нам, замедлило свой ход…

    Сорок метров, скорость триста пятьдесят, «вертикальная» четыре, на курсе… Дальше снижаться нельзя! Ну, ещё чуть-чуть… Тридцать метров… вышли под облака!!! Совсем рядом, слева ниже, столбы, идущие в сторону ВПП от ближнего привода и слева впереди - «бетонка»! Доворот влево, выравнивание с доворотом вправо, посадка. Живы!!! Заходящий за нами экипаж оказался умнее, они ушли на запасной аэродром.

    На следующий день приехала комиссия из штаба округа и стала разбираться. Но так как все в ней были лётчики, то они быстро всё поняли, а «победителей не судят». Всё списали на «аномалию» погоды.

    Всю зиму и весну летал, в основном, в задней кабине, чтобы понемногу поднять уровень нашего лётного состава до минимально необходимой нормы. В марте самых подготовленных моих пилотов, командиров звеньев, откомандировали в Краснодар в первую эскадрилью, которой дали учить курсантов ГДР. Туда же убыла часть самолётов с лучшим тех. составом. Я остался один, кто мог летать в качестве инструктора. С очень большим трудом, буквально «выгрызая» самолёты, нарушая лётные законы об инструкторском налёте, переходя с первой смены на вторую (лишь бы не заметила медицина), летал со своими лётчиками.

    Руководство полка благополучно обосновалось в Краснодаре, где у большинства из них были квартиры. Изредка кто–то приезжал к нам «с инспекцией». Почти у всего моего лётного и технического состава семьи жили в Приморско-Ахтарске, поэтому им приходилось ездить туда раз в неделю на выходные. Даже «выбить» автобус для них было проблемой. Жили наши лётчики и техники в гостинице казарменного типа. Из развлечений в свободное время был один телевизор на всех. Постоянно приходилось бороться с угрозой повального пьянства. По этой причине пришлось расстаться со штурманом эскадрильи, его перевели на Л-39, в Приморско-Ахтарск.

    Бывший короткое время до меня комэска назначил сержантами азербайджанцев, совершенно не годных к этой должности. К счастью, старшиной у нас был очень толковый прапорщик – Саркисян. Пришлось со скандалом менять этих сержантов, после чего у меня появилось неофициальное прозвище среди солдат – «враг кавказцев». В эскадрилье были хорошие солдаты с «кавказа» – армяне, грузины, но с азербайджанцами нам не повезло, крайне ненадёжные люди, а часто просто подлые. Любое хорошее к ним отношение воспринимали как слабость командиров и тут же старались этим воспользоваться для своего блага.

    Штаб нашей эскадрильи ютился в местном УЛО, которым заведовал мой хороший знакомый, бывший когда–то лётчиком в моём звене. Он только недавно вернулся из одной африканской страны и делал свою дальнейшую карьеру уже в иной сфере деятельности. Посмотрев на мои мытарства и явно желая помочь, он предложил мне номер телефона «нужного товарища» в Москве, а тот обеспечит мне «спецкомандировку» за границу «Ну, поработаешь на него первые полгода, потом заработаешь себе, на всю жизнь хватит». Но я, то ли по глупости, то ли из честности (что, видимо, одно и то же), отказался.

    Примерно в это же время в Кущёвскую по каким–то своим делам приехал бывший командир полка – Акчурин. Мы с ним случайно встретились и он, порасспросив меня о службе, предложил перебраться к нему на такую же должность, в Вяземский центр ДОСААФ. Но там летали на Л-39 и я отказался.

    В 1986 году из-за ремонта ВПП «кущёвский» полк и наша эскадрилья перелетели в Приморско-Ахтарск. Отпала проблема поездок моих офицеров «на случки» к семьям. Но лично меня ждал большой сюрприз. Командиром «кущёвского» полка в то время был полковник Фильченков, со стороны посмотреть – вполне нормальный человек, весёлый, общительный, не самодур. Но была у него очень неприятная черта иногда неожиданно проявляющаяся под названием подлость. Чем я лично ему не понравился, не знаю, но вдруг он потребовал, чтобы я взял и возил четырёх курсантов Алжира. Я, мягко говоря, с недоумением, ответил, что я командир эскадрильи, а не лётчик-инструктор его полка и что у меня есть свои лётчики, которых некому возить, кроме меня. Что, в конце концов, у меня есть мои начальники и отдавать подобные приказы нужно через них. В ответ последовали прямые угрозы. Пришлось звонить моим командирам, которые сказали, что это произвол и чтобы я не вздумал брать этих курсантов.

    Вероятнее всего, опять подвели мои высказывания в адрес «маршалов» всех рангов и абсолютно точно, что на этот полный идиотизм была дана санкция начальника училища, в то время - полковника Панкина. Через пару дней мне опять позвонил наш начальник штаба Абросимов и сказал, что «плетью обуха не перешибёшь», вози, Юрий Петрович. Я тут же написал рапорт о снятии меня с должности командира эскадрильи, «в связи с назначением на должность лётчика-инструктора», но рапорту ход не дали, да и не могли дать, даже при желании. Как можно было бы связно объяснить такое невиданное самодурство?! По крайней мере, я ни о чём подобном в ВУЗ ВВС не слышал.

    Опыта инструкторской работы мне было «не занимать», поэтому никаких проблем с обучением моих «алжирцев» не было, они все вылетели самостоятельно и в дальнейшем успешно отлетали всю программу. Они мне понравились, очень порядочные люди, их имена в русской транскрипции: - Муфтах, Хейдар, Ахмед, Рамадан. Параллельно с ними много летал со своими лётчиками. Удалось существенно поднять уровень подготовки моих пилотов.

    У меня всегда были очень хорошие отношения почти со всеми лётчиками нашей второй эскадрильи. В то время замкомэской у меня был Палкин Владимир, замполитом Сискетов Александр, штурманом Елфимов Владимир, нач. штаба Искендеров Владимир, зам. по ИАС Богданович Василий. Командиры звеньев: Аитов Ильяс, Сергеев Игорь, Кулишенко Василий.

    Приморско-Ахтарск располагался на берегу Азовского моря, а во все стороны от него протянулись многочисленные лиманы с пресной водой, а в них была масса рыбы. У меня в то время был «Москвич-2140» и, при малейшей возможности, мы ехали в одно из излюбленных мест на подводную охоту. Удивительно увлекательное занятие, особенно в жару, да и добыча была хороша, сазаны по пять - восемь килограммов.

    Ещё одна радость нашего бытия располагалась прямо по курсу взлёта в сторону моря, это был санаторий «Лотос». Он, в частности, специализировался на лечении женщин от бесплодия и мы, по мере сил, тоже участвовали в этом процессе. Коля Спасский часто предлагал мне сесть за руль своей «Волги» и мы весёлой компанией подкатывали поближе к территории санатория. Дальше начиналось общение с отдыхающими красавицами, естественно с употреблением веселящих напитков всеми, кроме того, кто «за рулём». Скоро местные «гаишники» уже узнавали меня в лицо и никаких проблем у нас никогда не было.

    Двадцатого июля производились обязательные ежегодные прыжки с парашютом. Так как летали над морем и над лиманами, то и прыгать нужно было в море. Технология выполнения отличалась от обычной. После раскрытия парашюта нужно было расчековать лодку, которая автоматически надувалась и на длинном фале болталась внизу. На высоте сто метров положено было осторожно расстегнуть подвесную систему и в момент касания ногами воды «выскользнуть» из неё. Далее подтягивалась лодка, осуществлялось вползание и оставалось подождать подхода катера.

    После раскрытия купола все шло по плану, но когда я попытался расстегнуть замок подвесной системы, то его заклинило и никакими усилиями он не открывался. В воду вошёл пристегнутым, с тяжёлым запасным парашютом на животе. Когда вынырнул, то надувшийся ветром купол начал тащить меня по воде, точнее – под водой, и я начал захлёбываться. Спасло то, что вода проникла в замок подвесной системы и мне всё же удалось его открыть. Дальше всё было нормально, но так как нас умудрились сбросить в район выхода в море городских сточных вод, то всю неделю мой желудок сильно страдал.

    В конце лета меня вызвал к себе в кабинет наш командир полка – Ивашенко. Перед ним на столе лежали документы на представление меня на должность зам. командира полка по лётной подготовке. Командир сказал: «Юрий Петрович, я сейчас же подпишу это представление на тебя, если дашь мне обещание, что в течение двух месяцев ты женишься». «Петр Михайлович, к сожалению, у меня никого нет на эту роль…». «Тогда не взыщи, мне придётся послать документы на другого человека». Да, «без женщин жить нельзя на свете, нет». Я всю жизнь слишком серьёзно относился к поиску своей «второй половины», вероятнее всего, я ошибался, всё намного проще…

    Осенью «кущёвский» полк перебазировался обратно, а мы остались зимовать на месте. Перегнав часть самолётов из Краснодара, успели сделать хороший налёт в СМУ и ночью.

    В 1987 году летали довольно интенсивно, сначала в Приморско-Ахтарске, а затем, ближе к весне, перебрались в Краснодар. Здесь мы успевали и летать и наслаждаться всеми благами цивилизации этого прекрасного города. В конце года к нам в эскадрилью пришли молодые лейтенанты, выпускники «Качи–87»: Барашин, Бучковский, Зобов, Клеменков, Копылов, Луковкин, Пасюков, Речинский.

    Мой замкомэска, Палкин Володя, ушёл с повышением на должность командира первой эскадрильи, моим «замом» стал Грунин Юрий Петрович. Это был очень спокойный, даже несколько флегматичный человек, но очень надёжный и ответственный.

    В конце августа я полетел контрольный полёт на полигон с нашим начальником штаба, подполковником Абросимовым. Летел немного больным, с чуть повышенной температурой, где то «простыл». Выполняем первый заход на цель, пикирование, вывод, горка и… я теряю сознание. Потерял его на секунду, две, не больше, но при восстановлении «оного», не мог понять, где нахожусь. Вот тут я физически почувствовал, как мой мозг заработал на огромной скорости. Через секунду он вычислил, что моё тело находится в самолёте, но пока не ясно, на каком этапе полёта. Мгновенно выдаётся команда – передать управление сидящему в задней кабине, но так, чтобы тот ничего не заподозрил. «Товарищ подполковник, возьмите управление, у меня маска упала». Через секунду определено место: - полигон, самолёт на горке, пора выполнять разворот. «Всё, взял управление, спасибо, маска на месте». Интересно устроен человек! А вывод простой – не летай, если не здоров.

    Обсуждение на форуме