• Интервью с Г.В.Мартыновским, ветераном 21 ИАП

    Григорий Васильевич Мартыновский родился 14.12.1920. Закончил Молотовское ВМАТУ в 1941 г. и был направлен механиком самолёта во 2-ю запасную авиаэскадрилью, базировавшуюся на аэродроме Александровка Ейского ВМАУ им. Сталина и подчинявшуюся в оперативном отношении начальнику училища. Он обслуживал самолёт командира части полковника М. А. Смиренского. В первые дни Великой Отечественной войны 2-я ЗАПАЭ была развёрнута во 2-й ЗАП, история которого впервые была описана в книге «Славной Отчизны сыновья» к 100-летию Ейского училища. Г.В. Мартыновский стал авиамехаником учебного самолёта во 2-м ЗАП, а после его расформирования – и в училище. Окончил курсы авиатехников и был направлен в 21-й ИАП Авиации КБФ, где до конца войны обслуживал самолёт А. Г. Мелешко.
    Г.В. Мартыновский до глубоко преклонных лет сохранил юношеское восхищение лётчиками, с которыми его свела судьба, и авиацией, которой он остался предан до конца жизни. Он всегда был, можно сказать, на передовой общественной ветеранской работы, добивался увековечения погибших героев и прославления достойных однополчан из любимого 21-го ИАП. Но сам лично скромно оставался в их тени. Всю жизнь он собирал материалы по истории своего полка и к 2004 году подготовил рукопись, которая до сих пор целиком не была опубликована.
    Григорий Васильевич умер 14.12.2015.
    Предлагаю вашему вниманию моё интервью с Г.В. Мартыновским и его воспоминания о 21-м ИАП и однополчанах, найти которые помог Игорь Ялычев. Интервью представляет большой интерес, особенно ранее нигде не описанные подробности истории 2 й ЗАПАЭ – 2-го ЗАП.



    Гр. М.: Я с ветеранами редко встречаюсь теперь, я – слепой человек, но голова у меня варит. Если бы я не ослеп, я бы ещё творил чудеса.

    Г. В.: Я пока Вас сфотографирую.

    Гр. М.: Я могу подарить Вам свою фотографию. Когда мне было 90 лет, я сфотографировался.

    Г. В.: Давайте теперь поговорим о Вас, о жизни и о службе. Расскажите с самого начала.

    Гр. М.: Я – Мартыновский Григорий Васильевич. Я служил в 21-м Краснознамённом Кёнигсбергском (единственном в Авиации Балтийского флота «Кёнигсбергском») истребительном авиационном полку, награждённом орденом Суворова. Полк входил в 8-ю минно-торпедную дивизию. В этой дивизии был 1-й гвардейский минно-торпедный полк, который мы сопровождали всю войну, и 12-й пикировочный…, тоже всю войну привязаны к нему были. Затем появился новый 51-й минно-торпедный полк на американских самолётах «Бостон», по-нашему А-20-Ж (A-20G – прим.). Вот эти четыре полка входили в дивизию. А потом нам передали 14-й гвардейский истребительный полк, который в основном работал с 51-м полком. А мы так к 1-му гвардейскому полку и были привязаны.
    (21-й ИАП приступил к боевым действиям в мае 1942 г. в составе 61-й ИАБ, а с августа 1942 г находился в составе 8-й БАБ/МТАД. С этого времени 21 й ИАП выполнял задачи по сопровождению 1-го Гв. МТАП, 51-го МТАП, 73 го БАБ/12-го Гв. ПБАП 8-й БАБ/МТАД, а также до конца 1942 г. и 57-го ПШАП/7-го Гв. ШАП – прим.)
    Полк наш (21-й ИАП – прим.) очень славный, заслуженный, сформирован был в Мордовии, в сентябре 1941 года приказ был издан. И в марте 1942 г. он перелетел уже в Ленинград. Командиром полка был Слепенков Яков Захарович, Героем Советского Союза он стал. Прекрасный лётчик! Его сменил Павлов Павел Иванович, тоже прекраснейший лётчик, тоже Героем Советского Союза потом стал. Им обоим я открывал улицы, Павлову – в Калининграде, а Слепенкову – в Советске, потому что он командовал гвардейской штурмовой дивизией, которая базировалась в Полесске (речь о 60-й ИАД, хотя в конце войны Слепенков действительно командовал 9-й ШАД – прим.). И там мы решили ему оставить память.


    П.И.Павлов

    Полк наш сбил всего за годы войны 295 самолётов – это очень много. Ведь полк не воздушного боя, не свободной охоты, а полк сопровождения. Он занят сопровождением, охраной самолётов именно 1-го гвардейского полка, 12-го гвардейского, ну и других. Даже штурмовиков мы сопровождали. И штурмовки проводили довольно интересные. Первый самолёт был сбит в июне 1942 г. Павловым, но не Павлом Ивановичем – будущим командиром полка, а Павлом Ильичом – командиром эскадрильи, потом он тоже стал Героем Советского Союза. Наш полк занимался сопровождением ударных полков, я уже говорил.
    Кроме этого, мы барражировали над Кронштадтом, над Ленинградом, защищали «Дорогу жизни» вместе с Голубевым (Герой Советского Союза Василий Фёдорович Голубев – прим.), знаете такого тоже, генерал-лейтенантом стал. Он старшим лейтенантом стал командиром полка (4-го Гв. ИАП – прим.), как ни странно, ещё старшим лейтенантом. Когда он летал над Новой Ладогой, то специально разворот делал над своим домом, где жила его любимая жена Сашенька. Это я из его книги вычитал.
    Кроме этого, полк вёл большую и глубокую разведку, у нас были свои разведчики, помимо 15-го разведывательного полка, свои. 15-й полк вёл стратегическую разведку флота и Балтийского моря, а мы вели местную разведку (15-й ОРАП выполнял задачи в интересах командования БФ и ВВС БФ, а остальные полки проводили разведку для себя – прим.), свои цели намечали.
    В полку было совершено 4 воздушных тарана, все четверо лётчиков остались живы, двое погибли уже в последующих боях, один был списан по состоянию здоровья, по ранению, а последний – Иван Емельяненко, он совершил таран, последний в Авиации Балтийского флота 19-й таран. Он был за это награждён орденом Ленина, 4 ордена Красного Знамени у него было, ордена Отечественной войны, Красной Звезды. Прекрасный боевой лётчик Иван был! Умер года два тому назад на Украине.


    Летчик-истребитель Иван Емельяненко

    Полк принимал участие во всех крупных операциях, в том числе при потоплении финского броненосца береговой обороны «Вяйнемяйнен», я забыл, как он назывался (крейсер ПВО «Ниобе», потопленный силами авиагруппы ВВС КБФ 16 июля 1944 г. – прим.), мы его называли «Ваня-маня». Оказывается, немцы подсунули на подмогу финнам этот броненосец. И вот фактически под руководством Ракова Василия Ивановича (В. И. Раков за эту операцию был удостоен второй Звезды Героя Советского Союза – прим.) он был затоплен в шхерах. В этой операции полк принимал участие. Во всех крупных боях: в штурмовках по наземным силам, где мы потеряли очень много лётчиков. И зам. командира полка потеряли, и командиров эскадрилий… Всё же морская авиация не приучена была действовать по таким наземным целям. И потом сложность такая всё же была.
    Самолёты у нас были Як-1, потом Як-3 (Як-7 – прим.) и одна из трёх эскадрилья на И-16.
    Интересный такой момент. С линии Маннергейма железнодорожный бронепоезд не давал покоя и не позволял перейти в наступление нашим войскам на Карельском перешейке. И, видимо, по заданию командования, конструктору самолётов Яковлеву была дана команда, и нам прислали 10 самолётов истребителей «Яковлевых», вооружённых 37-мм пушками! Представляете, на истребитель, на Як загнать такую пушку!

    Г. В.: Там же отдача большая, как его не отбрасывало?

    Гр. М.: Так лётчик, сидя в самолёте и стреляя, чувствовал это дело. Но конструкция была такая, что отдача сведена до минимума. И вот 10 самолётов прислали. А я был авиамехаником самолёта… (См. ниже продолжение – прим.)
    Я закончил Военно-морское авиационное техническое училище имени В. М. Молотова в Перми, в Финской войне участвовал, кстати, в полку Василия Ивановича Ракова (в 57-м БАП – прим.). И командир эскадрильи нашей Фёдор Радус совершил подвиг на моих глазах. Я помню, как это всё происходило. Интересно.


    Григорий Васильевич Мартыновский

    Г. В.: Расскажите поподробнее про подвиг Радуса.

    Гр. М.: Зима была очень холодная, снежная, не успевали аэродромы очищать. А самолёты СБ были – скоростные бомбардировщики, по тому времени хорошие самолёты, наносили удары по финским позициям. И во время боя один из наших самолётов был подбит и вынужден был сесть на лёд. Финский залив замёрз, конечно, заморожен был. Самолёт на пузо сел, на живот. Радус это дело заметил, смекнул, куда и что, и решил произвести посадку на лёд. Произвёл посадку на лёд, даже подрулил к этому самолёту. Они сумели снять стрелка–радиста, спаренные турельные пулемёты, а лётчик даже снял часы… тогда авиационные часы очень дорогие были, не на всех самолётах даже стояли… часы он сумел содрать. Ну, а финны там уже «ура» кричали, что сейчас захватят. И Радус открыл бомболюк и наших ребят, троих лётчиков, туда в бомболюк спрятал. Как они там не привязанные, за что держались, непонятно. Но люк он держал всё время на воздушном замке, чтобы не открылся. А аварийный самолёт прострелили, чтобы бензин потёк, подожгли, и он загорелся.
    А Радус благополучно взлетел. Прилетел на аэродром. А мы же на аэродроме ничего не знаем. Сел, как всегда, заруливает на свою стоянку, открыл фонарь и вдруг громко-громко даёт команду:
    – От люков! Не подходить!
    Вдруг люки, бах, открываются. А люки открываются так, что могут с ног сбить и убить даже. Мощные люки такие, воздухом открывались. Из люков унты торчат: один соскакивает, другой, третий. Что же такое?! Они между собой обнимаются, восхищаются. А экипаж спустились с борта самолёта, и тут началось такое братание, восхищение. Мы поняли, что сбили самолёт, и Радус подобрал своих лётчиков, экипаж… фамилии их я забыл… Смушкевич или Золотарёв, его самолёт рядом с нами стоял… (Фёдор Никифорович Радус спас со льда экипаж капитана А. Т. Жиханова – прим.). Ну, и вот Радус за этот подвиг получил звание Героя Советского Союза.


    На снимке технически состав 1-й АЭ, который самоотверженным трудом обеспечивал боевые вылеты

    Г. В.: На каких аэродромах базировался ваш 21-й истребительный полк?

    Гр. М.: Мы базировались на «Ораниенбаумском пятачке», между двумя фортами «Серая лошадь» и «Красная горка» перед Кронштадтом. Немцы окружили эти форты и не могли взять. Мы были во втором окружении, Ленинград – в одном, а мы… Аэродром назывался Борки. Там два истребительных полка базировались, 21-й и 12-й.

    Г. В.: На Ораниенбаумском плацдарме был ещё аэродром Гора-Валдай.

    Гр. М.: В Гора-Валдае я тоже был на аэродроме, и там мы стояли. Стояли на Лисьем Носу, в Котлах…

    Г. В.: А ложные аэродромы были?

    Гр. М.: Не могу сказать.

    Г. В.: Летать на самолётах приходилось, хотя бы в качестве пассажира? Может, что-то видели с воздуха?

    Гр. М.: Нет. Населённые пункты я видал, в них бывал. Но я их не помню.


    Подпись на фото: После успешного боевого вылета по сопровождени. пикировщиков.
    На снимке летчики-истребители: слева Агафонов Г. и справа Серых Н.

    Г. В.: Хорошо. Про геройский боевой путь полка в целом мы знаем. А Вы расскажите теперь о себе.

    Гр. М.: Меня считали природным технарём. Я ещё окончил курсы усовершенствования старших авиационных техников, КУСАТ закончил в 1943 году. Я был очень хорошо подготовлен…
    После Финской войны нас выпустили воентехниками 2-го ранга (из ВМАТУ им. В. М. Молотова – прим). Но я очень простыл, отморозил руки, подхватил воспаление лёгких, в общем болел долго и очень долго лечился. Нас досрочно выпустили, но я один не успел к выпуску выздороветь, и меня послали в военный санаторий имени Фрунзе на 2 месяца, в посёлке Сергеев Скит. Когда я вернулся, комиссию прошёл, мне сказали остаться учиться на год.
    – Я не хочу. Я хочу служить!
    И меня оставили, я сдал оставшиеся пять экзаменов, и в декабре 1940 г. я всё это дело сдал и ждал приказа, форму подмерял, всё сшито было.

    Г. В.: Получается, Вы – один из первых выпускников этого Молотовского ВМАТУ? (Училище передано в состав ВВС ВМФ в 1938 г. – прим.)

    Гр. М.: Да. Я сначала ещё сухопутную форму даже носил.
    Так вот трагедия какая случилась. Жду приказа, хожу, гуляю свободно везде… Я такой парень… У меня пять заповедей: не курить, не пить, не ругаться скверными словами, быть добрым к людям и работать до упаду. Я так жизнь прожил. Вот у меня два внука такие сейчас… Познакомился с девушкой, которая меня лечила, и женился на ней в феврале 1941 года. А приказа нет и нет. И только 26 марта пришёл приказ: присвоить звание сержанта технической службы. Сержантом вместо лейтенанта!

    Г. В.: Обидно.

    Гр. М.: Ну, как это?! Я женился всё же… Ну, как это так это? Тимошенко приказ издал всех сержантами выпускать. И меня направили в город Ейск, аэродром Александровская, в распоряжение полковника Михаила Смиренского на курсы высшего пилотажа, подготовки лётчиков высшего пилотажа. Курсы были смешанные, там были бомбардировщики и Р-5 были, и ТБ-3…, вот такие самолёты. Я даже самолёт–истребитель И-1 видел, который был гофрированный, как крыши у нас покрытые шифером, вот такие гофрированные (речь об И-5, которые оставались на хранении ВМАУ им. Сталина – прим.). Р-5 был у нас тоже…
    (На аэродроме Александровка Ейского ВВАУЛ им. И. В. Сталина до февраля 1941 г. находились Курсы командиров звеньев, на базе которых сформировали 2-ю запасную авиаэскадрилью ВВС ВМФ, в первые дни войны развёрнутую во 2-й запасной авиаполк ВВС ВМФ под командованием Михаила Александровича Смиренского – прим.).
    И вот приехал я туда, со мной побеседовал полковник Смиренский, спросил меня всё, какие у меня данные есть:
    – Рисовать можешь?
    – Могу.
    – Писать лозунги, схемы, графики?
    – Я это всё умею.
    – Ты будешь у меня механиком.
    И я принял самолёт от Завьялова, от своего товарища… Он впоследствии стал инженером 8 й дивизии. Мы встречались в Ленинграде с ним, с Лёшей (Завьялов Алексей Васильевич – прим.)… Двухместный УТИ-4.
    Полковник меня поселил в Ленкомнату:
    – Будешь отдельно жить, подшивать газеты, рисовать, какие надо, графики…и всё прочее.
    – Ясно.
    Я до этого закончил физкультурный техникум, и «солнце» крутил, и выступал на соревнованиях, правда, на козле. И полковнику это понравилось. Он мне говорит:
    – Ты меня научишь на брусьях работать, а я тебя на колесе.
    Знаете это колесо, крутящееся такое было?

    Г. В.: Типа лопинга или Рейнское колесо?

    Гр. М.: Я не знаю, как оно называлось.

    Г. В.: Понятно, тренажёр для тренировки вестибулярного аппарата лётчиков.

    Гр. М.: Ну, и вот. Вдруг прибегает посыльный и говорит:
    – Тебя полковник вызывает.
    Я прибежал к нему, он:
    – Ну, сегодня будем бегать на скорость, соревноваться.
    Он любил бегать по стадиону. А потом на брусьях: соскок с поворотом, ещё там разное. На турнике… Но на турнике он не мог, уже тяжеловатый был, но очень спортивный человек. Он – типичный Чкалов по фигуре, прямо копейка в копейку, можно перепутать! Но это прекрасно. А семья его жила в Ейске. Я ему объяснил, что я-то женился, она – медик. Он говорит:
    – Привози жену, устроим её на работу. Там у нас есть санаторий. Вызывай.


    Подполковник П.Павлов у своего самолета с группой механиков

    Г. В.: Эти курсы были при училище им. Сталина или отдельно?

    Гр. М.: Какое-то отношение к училищу они имели. Смиренский уезжал туда на совещания. Но они принадлежали морской авиации, центрального подчинения. Потому что как война началась, курсы сразу преобразовали во 2-й запасной полк морской авиации.
    (2-й ЗАП, хотя и являлся самостоятельной войсковой частью ВВС ВМФ, но находился в оперативном подчинении начальнику Ейского ВМАУ им. Сталина, формировался на базе училища, которое выделяло туда и материальную часть и личный состав – прим.)
    Хорошие дела у нас с полковником были. Чудесный он человек. Он в субботу в Ейск улетал на УТИ-4, а в понедельник прилетал. Это двухместный самолёт. А кто с ним полетит? Механик, конечно. Он как поднимется в воздух, над Ейским лиманом фигуры высшего пилотажа всякие производит. А я с ним вместе. На аэродроме спрашивают:
    – С кем это там полковник?
    – Да со своим сержантом.
    – Вот везёт человеку, как он с полковником летает!
    Так что я фигуры высшего пилотажа все изучил, все перечувствовал.

    Г. В.: Нравилось Вам?

    Гр. М.: Нравилось. Вначале так страшно было, а потом нормально всё. Я даже один парашютный прыжок сделал для смелости, как говорится. Мы в белую форму одевались. И он в белой форме. Парашютики новенькие. Сели, нас запустят, и полетели. Садимся. Там, как всегда раньше, встречают самолёт, с той стороны механик, с этой стороны механик, ведут к ангару. Приведут, полковник выключает двигатель, а мне даёт команду:
    – В понедельник в 9 часов (или там в 8 часов) самолёт должен быть готов.
    Ну, я его дозаправлю там, всё сделаю, значит…
    – Ищи квартиру для жены.
    Потом жена приехала, её действительно устроили на работу.

    Г. В.: Куда?

    Гр. М.: В санаторий. Она – медсестра.

    Г. В.: Как её зовут?

    Гр. М.: Мария Митрофановна. Мы до сих пор вместе, уже более 70 лет. А дочь мою зовут Сталина Григорьевна, она очень талантливая.

    Г. В.: Здорово! Невероятно! Желаю Вам счастливо ещё долгие годы прожить вместе с женой.
    Давайте продолжим разговор о службе. Вы были механиком самолёта у командира части.

    Гр. М.: Да, при Михаиле Смиренском.

    Г. В.: Припомните поточнее, какие у вас были самолёты и сколько?

    Гр. М.: Конечно, помню. Были самолёты И-«шестнадцатые», И «пятнадцатые», одна «Чайка» даже была (И-153 – прим.), Р-5 три штуки было, ТБ-3 – один четырёхмоторный (ТБ-3 были только в транспортном отряде ВМАУ им. Сталина), ТБ-2 (речь об одном Р-6 – прим.), И-1 гофрированный, я говорил Вам (И-5 – прим.), но он не летал, мы просто любовались на них, смотрели.

    Г. В.: Сколько было И-15 и И-16?

    Гр. М.: Я на И-15 не работал, но их было самолёта три, не больше. А И-16 было пять самолётов. «Чайка» была одна.

    Г. В.: Немного расскажите, как происходил сам процесс обучения?

    Гр. М.: Полёты проходили как-то по дням. Один день работают бомбардиры, чтобы не мешать. Всё же небольшой учебный аэродром, там было три деревянных ангара. Потом истребители на следующий день, так спланировано было. На разведчике Р-«пятом» параллельно с И-«шестандцатым» летали. А бомбардиров отделили, потому что у них особенность такая. Я графики всех их успехов выполнял, кто как летал, всё очень аккуратно. Командир был мною доволен.


    Секретарь партбюро 1-й АЭ старший техник-лейтенант Хилюта проводит беседу с личным составом эскадрильи

    Г. В.: Когда Вы прибыли в Александровку?

    Гр. М.: Я туда прибыл 1 апреля 1941 года. Мы как раз на курсы набрали начальников аэроклубов, чтобы они полетали на боевых самолётах, и инженерный состав тоже. Три месяца переподготовка эта была, и не закончилась даже, когда война началась. Их сразу в боевые части отправили, и техников тоже. С одним из техников я встретился потом в своём родном 21-м полку, с Синяевым Василием Александровичем, все его дядей Васей звали. Он здесь был секретарём партийной комиссии политотдела, секретарём члена военного совета, и вместе с ним мы создали здесь нашу первую ветеранскую организацию.


    Техник звена, а затем секретарь партбюро полка Синяев Василий Александрович - "дядя Вася" -
    пользовался исключительным авторитетом и уважением всего личного состава

    Г. В.: Расскажите теперь про начало войны.

    Гр. М.: Начало войны… Выходной день, суббота. Меня назначили дежурным по ангарам. Полковник или на машине уехал или как, я сейчас точно не помню. И к нам прибыло пополнение из механиков… это в пятницу было. Короче говоря, в субботу вечером я сдал дела и ушёл по шпалам в Ейск к молодой жене, там было 12 км. Рано утром прибегает соседка… а тогда телефона не было, радио у нас не было… и говорит:
    – Гриша! Что же вы лежите?! Война началась!
    – Как война?!
    – А вот так и так. Немцы напали, бомбили то-то, то-то… Пойдёмте радио слушать к нам.
    Радио – это такое круглое. Пришли, послушали. Дааааа… Ну, что же делать? Я засобирался, надо ехать в часть. А у соседки муж тоже военный был, но он в училище имени Сталина служил и сразу туда ушёл. Только я пришёл домой, и прибегает матрос:
    – Немедленно явиться в часть!
    Это значит, надо на вокзал идти, там поезд был сформирован, и мы на поезде приехали в Александровскую. Полковник распорядился весь командный состав собрать. Собрали. Я там тоже присутствовал. Он дал команду рассредоточить и замаскировать самолёты в первую очередь. Там ямы копали и так далее. Странная маскировка была, но замаскировали…
    (Показывает фотоальбом – прим.) Вот здесь все схемы, цифры, все детали – это всё моих рук дело. Я был неугомонный популяризатор любого подвига, который совершил наш лётчик. Это я послал в свой родной полк на берег Одера. Полк расформировали (в 1960 г. на аэродроме Пенемюнде в Германии – прим.), и они прислали мне альбом обратно с благодарностью. Я его отдал в музей, а в музее его украли. Искали его три месяца, нашли и вернули мне. Вот здесь Вы можете проследить всё, сколько под Ленинградом сбито, сколько, где, в каких боях…

    Г. В.: Альбом потрясающий! Я обязательно его посмотрю. Но сейчас давайте поговорим про Вас. Началась война, что Вы делали?

    Гр. М.: Началась война, через неделю примерно наши авиационные отряды (бомбардиров, разведчиков, истребителей) разместили по станицам. И я с полковником Смиренским летал на бреющем полёте по Кубани. Он деревья перескочит и снова буквально над подсолнухами летит. Мы высматривали запасные аэродромы (подходящие места для площадок рассредоточения – прим.). И меня перевели в Новощербиновскую и дали мне истребители И «шестнадцатые». Свой самолёт УТИ-4 я сдал, не знаю, кто уже полковника обслуживал.
    Я получил И-16 и учебно-тренировочный УТ-2. Сели мы там в станице. Станица Новощербиновская очень большая интересная. Аэродром чистый. Рядом бахча и немножко подальше полоса… Помните, такие насаждения – сталинское озеленение? Полосы высаживали.

    Г. В.: Аэродром грунтовой, конечно.

    Гр. М.: Грунтовой.

    Г. В.: Какие-нибудь технические средства на аэродроме были?

    Гр. М.: Никаких технических средств, просто поле, и всё. Там обычно пасли скот, свободное пастбище было. Нас разместили в школе. Там у школы стоял памятник погибшим лётчикам, видимо, когда-то аэродром использовался как учебный. (полевой аэродром Новощербиновка принадлежал ВМАУ им. Сталина и постоянно использовался с 1933 г. – прим.). И к нам уже прислали курсантов, как это… из школ первоначального обучения, которые готовились на лётчиков. И мы готовили курсантов сначала на УТ-2, потом на И-16.

    Г. В.: То есть 2-ю ЗАПАЭ уже переформировали во 2-й запасной полк?

    Гр. М.: Уже стал 2-й запасной полк Авиации ВМФ, и мы готовили лётчиков из школ первоначального обучения. Они там теорию изучили, а практику, значит, у нас… И, как ни странно, среди этих лётчиков оказались в моём родном 21-м полку 6 человек из них.

    Г. В.: И Вы помните фамилии?!

    Гр. М.: Ну, что Вы? Конечно. Лётчики были молодые, они и драили самолёты, и заправлять их помогали.
    Война началась, и к нам в звено прислали девушку, Кашкину Аню, симпатичную такую москвичку. Она приборами занималась. А приборы какие? Даже радио не было! Пять лампочек всего на И-«шестнадцатом», и больше никаких средств не было. А на бомбардировщиках воздушная связь была такая: трубка, заранее подготовленные записки, которые вставляли в трубку. Закрываешь её и воздухом гонишь к стрелку-радисту или к штурману. Тот получает и читает. Вот такая «почта» была. На И-«шестнадцатых» потом уже появилась радиоаппаратура…
    6 лётчиков… Ну, двое погибли, один прямым попаданием, прекрасный человек…
    А лётчик, который влюбился в Аню, закончил училище, воевал на фронте, они переписывались. Когда я в полк пришёл, встречаю там этого Толю Мелешко… Он всегда у меня был, потому что они с Аней встречались, разговоры там у них (ещё во время учёбы – прим.)… Мелешко говорит:
    – Я ведь с Аней переписываюсь. Мы женимся, если я останусь жив.
    Так я попросил командование, и он попросил создать экипаж: Толя Мелешко – лётчик и я – механик. Провожая Толю в полёт, я всегда его обнимал, целовал:
    – Толенька, Аня тебя ждёт!
    (Ст. лётчик 1-й АЭ 21-го ИАП ст. лейтенант Мелешко Анатолий Георгиевич в боях Великой Отечественной войны принимал участие с августа 1943 г., совершил более 160 боевых вылетов, имея 11 побед, по наградному листу – 6 лично и 5 в группе – прим.)
    Все крепления у него проверю, всё, всё, всё.


    Анатолий Мелешко - незаменимый ведомый, смелый и решительный летчик,
    зачастую вылетал на аэрофоторазведку

    Г. В.: Так жив остался?!

    Гр. М.: Остался жив. Три ордена Красного Знамени получил.

    Г. В.: Сколько сбитых?!

    Гр. М.: Сбитых у него 6 самолётов. Приехала к нему Аня, они женились, и у них было два сына. Толя демобилизовался, уехал в Москву и водителем такси работал.

    Г. В.: Так он Ейское училище окончил?

    Гр. М.: Он наше Ейское училище закончил.
    Потом-то наш полк (2-й ЗАП –прим.), когда немцы начали нажимать, перебазировался в Куйбышевскую область, сейчас она называется Самарская.

    Г. В.: В Борское?

    Гр. М.: В Борское. А наших жён отправили, мы не знали, куда. И когда приехали в Борское, я случайно встретил там жену свою.

    Г. В.: Вы не самолётами летели?

    Гр. М.: Нет. Я в эшелоне ехал. Наш эшелон обстреляли, один наш погиб. Играли в домино. По эшелону стеганули очередью, а он сидел у окна, и ему прямо в лоб.

    Г. В.: Само училище перебазировалось в Моздок, а через год в Борское. А вы – прямо в Борское?

    Гр. М.: А мы прямо в Борское. Потом училище приехало, и нас расформировали. Оставили училище, и лётчики эти остались.

    Г. В.: Лётчики 2-го ЗАП остались в училище?

    Гр. М.: Да, в училище. И я тоже в училище находился. Они выпускали курсантов на И-16, вот и Толя, и другие закончили и улетели на фронт…
    Я потом ушёл на курсы старших авиационных техников, КУСАТ назывались, закончил их, и меня направили в 21-й полк. И в полку я встретил этих своих лётчиков. 4 лётчика заслужили по четыре ордена Красного Знамени и живые остались.

    Г. В.: То есть сначала их учили во 2-м ЗАП, а потом Вы оказались в 21 м ИАП, где к тому времени эти 6 лётчиков уже летали.

    Гр. М.: Да. И один раз прилетел к нам инструктор, который их учил…
    А! Первый инструктор, ещё когда мы были в Александровке, до войны ещё – Максим Королёв был моим командиром звена. Он тоже попал в 21-й полк. Михаил Смиренский, наш командир, он тоже на Балтику приехал… И в полку Максим погиб. Когда я в полк пришёл, я не знал, что Максим Королёв там служил. А уже по фотографиям разобрался, оказывается, Максим погиб.
    (Зам. командира 2-й АЭ 21-го ИАП лейтенант Королёв Максим Савельевич погиб 26.09.1942 г. Пом. Командира 9-й ШАД по лётной подготовке и воздушному бою полковник Смиренский Михаил Александрович погиб 04.11.1943 г. – прим.)
    И к нам ещё прилетал один инструктор… Я хочу вписать его в Книгу Памяти здесь в Калининграде. Я записал многих лётчиков, которых помню… И он погиб. На месяц прилетал, немного полетал и погиб. Амелин его фамилия (или Омелин, установить не удалось – прим.).

    Г. В.: Это инструктора, которые прилетали на стажировку?

    Гр. М.: На стажировку, да.

    Г. В.: То есть эти лётчики не были в штате полка, а оставались в штате училища, и вылетали на месячную стажировку на фронт?

    Гр. М.: Да, да, да.

    Г. В.: На каких самолётах они летали?

    Гр. М.: На каких, на Яках. Бывает там, лётчик заболел или ещё что, они его заменяли.

    Г. В.: А потом возвращались в училище?

    Гр. М.: А потом возвращались.

    Г. В.: Припомните, когда расформировали 2-й запасной полк?

    Гр. М.: Это было в 1942 году, а месяц не припомню.

    Г. В.: А Вас перевели авиамехаником в учебную эскадрилью ВМАУ? Номер не припомните?

    Гр. М.: У нас была 1-я эскадрилья на самолётах И-16.

    Г. В.: То есть это были не самолёты первоначального обучения, а боевые самолёты.

    Гр. М.: Да, да, да.
    … Я раньше не закончил. Когда нам 37-мм пушки поставили (самолёт Як 7-37 – прим.), я как один из лучших механиков… Мне дали новый самолёт, и мы перелетели в Новую Ладогу, чтобы не мешать другим и освоить полёты. Неделю полетали там на десяти самолётах во главе с Павловым, освоили самолёты и нанесли всего два штурмовых удара по бронепоезду, мы его называли «Серый волк». Никак не могли его Илы… Всё же раскрошили его мы, били по колёсам.


    Подпись на фото: Командир полка Павел Иванович Павлов,
    под командованием которого полк с тяжелыми воздушными боями прошел славный боевой путь от стен легендарного города Ленина до Одера


    Г. В.: Почему Илы не справились? Не прицельно атаковали?

    Гр. М.: Ну, он уходил, маскировка была здорово сделана у них, он под маскировку уходил. А истребители – это же не Ил, пока он развернётся… А они же могут кувыркаться, как угодно. Мы бронепоезд за два дня обнаружили и остановили. И тут наша морская артиллерия и фронтовая добили его окончательно. И наши войска пошли в атаку, прорвали линию фронта, и всё! И нас снова вернули в Ленинград, на аэродром Гражданка, где рядом Политехнический институт.

    Г. В.: Я его окончила.

    Гр. М.: Да? А я там на чердаке неделю дежурил, чтобы бомбы тушить. Когда после курсов усовершенствования я приехал в Ленинград, нас, прибывших молодых техников, разместили на чердаке, чтобы порядок был. Там и девушки были, помогали. А уже через неделю меня направили в этот 21-й полк. Это было в ноябре месяце 1943 года.

    Г. В.: На какой аэродром Вы прибыли?

    Гр. М.: На аэродром Гражданка, где был Политехнический институт. Там были поля, сады, и мы жили в дачных домиках.

    Г. В.: Сколько было самолётов в полку, помните?

    Гр. М.: 33 самолёта – 3 эскадрильи, одна на И-«шестнадцатых», а две на Як-«седьмых».

    Г. В.: Как я понимаю, главной задачей полка было сопровождение ударных самолётов.

    Гр. М.: Да. Ну, и «Дорогу жизни» защищали. А потом перелетели на Ораниенбаумский плацдарм в Борки. Вот когда началась подготовка к снятию блокады Ленинграда, Иван Иванович Федюнинский на наш «пятачок» целую армию высадил, 2-ю ударную армию. Все наши землянки были заняты, и мы на Гражданку снова перелетели, чтобы не мешать ему размещаться там. Немцы просмотрели, мы целую армию высадили! Только кавалерийских было две дивизии…


    Аэродром Борки на немецкой карте

    Г. В.: Расскажите дальше, как и что было?

    Гр. М.: Мой самолёт Толи Мелешко трижды приходил с повреждениями. Один раз пробили ему маслобак в верхней части, масло вытекло, конечно, и обгадило ему весь низ. Но он долетел благополучно, масла ему хватило. Всё нормально. Но мне досталось тут, конечно. Чем же его убирать, тряпок столько не наберёшь? Это весной было. Так мы придумали: ветки ёлки срезаешь, ломаешь, и со снегом счищаешь. Вот только таким образом.

    Г. В.: Какая полоса была в Борках?

    Гр. М.: В Борках для 12-го полка была бетонка сделана. А у нас полоса была земляная.

    Г. В.: То есть две полосы в Борках было? Одна бетонная?

    Гр. М.: Одна полоса бетонная у леса. И вторая – наша грунтовая перпендикулярно была.

    Г. В.: Вы приехали, бетонная полоса уже была?

    Гр. М.: Да, уже сделана была. Там было поле, и полоса рядом с лесом.
    А наша – грунтовая полоса. Кругом болото. Наши самолёты заруливали от их полосы (с юго-востока на северо-запад – прим.), перпендикулярно их полосе. Оттуда взлетали… А тут болото… Чтобы ничего не мешало, ни лес, ничего.
    А когда они взлетали, мы пережидали. Потом мы взлетали.
    Мы находились на возвышенном месте, а к болоту был обрыв. И там у обрыва были наши землянки и стоянки самолётов были сделаны.

    Г. В.: Я бывала в Борках. А Вы после войны бывали в Борках?

    Гр. М.: Один раз. А там сохранились рейфуги (полуземляные укрытия для самолётов – капониры, покрытые бревенчатым накатом – прим.)?

    Г. В.: Там сохранились остатки большой полосы 1200 м для бомбардировщиков, но она уже подзаросла лесом. Сохранились следы рулёжек. Там, где был ваш грунтовой аэродром для истребителей, теперь натуральная болотина. Правда, с краю там забетонированная вертолётная площадка уже более позднего периода.

    Гр. М.: У нас высоковато было…

    Г. В.: Место высокое, но заболотилось. А Ваш аэродром весной развозило?

    Гр. М.: Нет. Нормально было.
    На нашем пригорке, где мы взлетали, случай был, мне потом рассказали. Туда дальше огромный камень был, огромный, огромный камень! И в этот камень врезался подбитый истребитель. Именно в камень.


    Механики самолетов: старшина Вандышев Л. и старший сержант Сидоров за осмотром материальной части

    Г. В.: Какие ещё происшествия с тяжёлыми последствиями Вам запомнились?

    Гр. М.: В 12-м полку произошло происшествие, самолёт с подвешенными бомбами решил посадку произвести. Им сказали:
    – Бросайте самолёт, прыгайте!
    Они не захотели, решили сесть. Садились, и бомбы упали, они сняты были с замков, и взрыв произошёл. И экипаж погиб, и аэродром повредился… Они решили по-нашему взлететь, и при первой же попытке самолёт завалился… Но я только взрыв этот видел, и больше ничего. Мы же не ходили туда…
    Я вспомнил. Зам. командира нашего братского 12-го полка Лазарев был, он на мемориале «Лётчикам Балтики» в Калининграде занесён в списки погибших. Я хорошо его помню, с бородкой чудесный симпатичный человек (гв. майор Лазарев Виктор Васильевич погиб 30.10.1944 г. в районе Лиепаи – прим.).

    Г. В.: Говорят, в Борках ещё стояла эскадрилья ночных бомбардировщиков У-2 (По-2б). Помните такую? (На аэродроме Борки базировалась 25-я ночная бомбардировочная эскадрилья – прим.)

    Гр. М.: Да. Помнится мне, что такие самолёты там были, но я не могу сказать точнее…
    Даже с нашего аэродрома, с Борков, забрасывали в тыл к немцам диверсионные группы. Я разговаривал с ними. Там обязательно была девушка или две девушки. Человек 5 в группе. Эти группы где-то там вели связь, как-то встречались… или не встречались… Их там выбрасывали с парашютами.

    Г. В.: И Вы сам видели эти самолёты У-2?

    Гр. М.: Нет. Я только слышал об этом. А с теми людьми, которые приезжали на аэродром для последующей выброски, с ними я встречался.

    Г. В.: А на каких самолётах их забрасывали?

    Гр. М.: Я не помню. Может, на По-2 и забрасывали. Не знаю.
    Я ещё вспомнил вот что. Или на Лисьем Носу, или на Гора-Валдае к нам сели американцы на бомбардировщиках. С вечера они сели, мы их там заправляли, они у нас ночевали и с утра улетели. Такой единственный случай был.

    Г. В.: Экипажи американские?

    Гр. М.: Американские.

    Г. В.: А когда?

    Гр. М.: Я уже не помню.

    Г. В.: Незадолго до снятия блокады?

    Гр. М.: Да. Незадолго… А Вы такого лётчика Кондратьева знаете? Я был в Кронштадте на его могиле (Герой Советского Союза Кондратьев Пётр Васильевич – прим.). Там аэродром Бычье Поле и рядом кладбище. Там были какие-то девушки, они в склепах спасались и даже жили там, в склепах. Показывали, где они службу связи несли, там аппараты были установлены…

    Г. В.: В общем, с Гражданки вас перебазировали в Борки, а потом снова вернули на Гражданку?

    Гр. М.: Да, да, да. Полёты были беспрерывно. Летали на сопровождение бомбардировщиков. Беспрерывно. Только ночью не летали наши лётчики.

    Г. В.: На каких самолётах тогда летали?

    Гр. М.: Тогда у нас были самолёты Як-7.

    Механик самолета Мартыновский Г.В. за осмотром матчасти

    Г. В.: Когда полк перевооружили на Як-7?

    Гр. М.: Когда я пришёл в полк, они уже были. А при мне начали перевооружать на Як-9… Нет. Тогда и Як-9 уже были.

    Г. В.: В вашем полку много самолётов разбилось?

    Гр. М.: До моего прибытия, когда летали на удары по береговым объектам, по наступающим немцам, тогда потери больше были. А потом потери у нас были единичные. Кстати говоря, за годы войны у нас в полку было потеряно 78 лётчиков… 10 погибли при бомбёжках и при разных обстоятельствах, из них 2 погибли при артобстреле Ленинграда в трамвае. А 68 погибли в воздушных боях.
    Целый «полк» лётчиков поглотила Лиепая… Либава… Там же была главная база немцев, и мы летали туда, наш полк, и там были большие потери. Но один раз, 14 сентября 1944 года, лётчики нашего полка сбили 15 самолётов, а сами потерь не имели. А последний бой был 8 мая 1945 года, 14 сбили, потерь не имели. Мы тогда уже базировались в Германии.
    (Представленные ветераном данные о количестве сбитых противников вызывают сомнения. Но действительно в последних боях за Прибалтику и Восточную Пруссию 21-й ИАП отличился и был удостоен ордена Суворова III ст. и почётного наименования Кёнигсбергский – прим.)

    Г. В.: Вы не устали?

    Гр. М.: Нет! Ну, что ещё о себе-то сказать? Толя один раз прилетел, борт ему пробило и руку зацепило, пальцы повредил. В крови. Перчатки, краги, менял с одной руки на другую, но долетел нормально. Один раз перебило тросик прибора Р-7. Это прибор… Винт трёхлопастной, и лопасти разворачивались… Тросик на одной ниточке держался. Если бы тросик оборвался, то произошла бы раскрутка двигателя, и самолёт бы, конечно, упал, и лётчик погиб.

    Г. В.: Повезло!

    Гр. М.: Теперь ещё. У самолёта Як-9 есть форсаж. Слышали о таком? (По-видимому, речь идёт о форсированных двигателях ВК-105ПФ, которые устанавливались на Як-9 – прим.)

    Г. В.: Я знаю, что такое форсаж, но на реактивных самолётах, не на Як-9.

    Гр. М.: Это 5-7 секунд всего действует. И у Толи отказал форсаж. Двигатель надо было снимать, а где его возьмёшь? Это же было перед границей Германии, мы перелетели уже в Паневежис. Тут уже нельзя никак. Я попросил разрешения заменить на месте, не снимая двигатель. Разобрал всю заднюю часть, называется кинематическая задняя часть двигателя, нашёл причину. А где же найти запасную часть? И вот командир 12-го полка разрешил мне разобрать два аварийных двигателя и оттуда взять эту запчасть…
    Так вот дальше. Я размонтировал этот самолёт. А специалистов–механиков не хватало… Командира полка его шофёр на машине перевернул, машину искалечил, командир его списал в мотористы, и ко мне его направили. Он – пожилой человек, бывший водитель автобуса в Ленинграде, очень опытный технически человек. Он вместе со мной разбирал всё это дело, и фактически он собрал неисправный двигатель, а я этим занялся. Три дня и три ночи мы работали: старший помощник, старший механик, старший техник с нами работал, и мы всё это восстановили. Начали пробовать – работает! Вы представляете?!
    Толя услышал звук двигателя, приходит:
    – Ну, как?
    – Работает.
    – А ну, дай я включу… Работает! Надо испытать срочно.
    Вылетели, значит, на учебный полёт. Всё работает. И самолёт до конца войны пролетал. А меня комсоргом назначили.
    И последнее из этой серии. Я обслуживал два самолёта: Анатолия Мелешко (бортовой номер 15) и Василия Воробьёва (бортовой номер 08). Потому что механиков не хватало. И вдруг во время воздушного боя Воробьёва подбили, и у него вывалилось одно колесо, шасси вывалилось. Как же он будет воевать? Но он всё же сумел уйти и посадил самолёт у самой линии фронта на такое скошенное поле, литовцы скосили как раз. Прекрасно сел на одно колесо! Он тоже закончил курсы высшего пилотажа. На одно колесо посадил. Потом уже, когда скорость потерялась, плоскость опустилась, его развернуло на 180 градусов. Радио работало, и он передал, где находится.
    Толя договорился с начальством, чтобы меня посадить за бронеспинку истребителя. Это же не положено, нельзя. Там место для фотоаппарата, и аккумулятор там стоит. И такая дырка, что в верхней одежде не пролезешь. Я приготовил, что надо, чехол взял с собой, чтобы там подложить что-то мягкое. И даже не привязался, только за бронеспинку держался. А бронеспинка тогда была не бронированная, а из толстого органического стекла. Его пули не пробивали.


    Подпись на фото: Начальник штаба полка Юрий Васильевич Храмов умело сочетал руководство штабом с летной работой,
    показывая личный пример беззаветного служения Родине. До конца войны летал на боевые задания и участвовал в воздушных боях.

    Г. В.: Какая цель полёта?

    Гр. М.: Так надо было выручать Воробьёва. Это дело одобрил Храмов Юрий Васильевич. И я залез туда. Взлетели нормально…
    А такой случай был в «Нормандия–Неман». Тоже Миша за бронеспинку забрался, и пришлось вступить в воздушный бой. И их подбили. Командир француз кричит:
    – Прыгай, Жак!
    – Как же я прыгну, у меня Миша за бронеспинкой сидит. Будем садиться.
    Но сели неудачно и погибли оба, и француз, и русский Миша…
    Так вот дальше-то. Прилетели мы туда, сели нормально. Толя – опытный лётчик. Вася обрадовался, конечно. А здесь в лесочке как раз артиллеристы, гаубицы стоят. Наши пошли в атаку, фронт пробили, и артиллеристы остались в тылу, и пока свободны. Их куда-то переводить надо. Прибежали артиллеристы:
    – Что тут?!
    – У вас какие-нибудь ящики есть или тара от бомб?
    – У нас ящики есть, даже с ручками. Мы туда гильзы складываем, они же из цветного металла. Сколько надо?
    – Я не знаю. Ящиков 10, наверно.
    Моментально прибежали человек пять, принесли ящики, подняли самолёт за крыло, ящики подставили, я чехол подложил, и всё. Самолёт уже на ногах.

    Г. В.: Григорий Васильевич, нам пора заканчивать разговор.

    Гр. М.: Я Вам ещё фотографии покажу. Вот пять наших Героев Советского Союза – посмотрите.
    А эти фотографии мне прислала дочь Марины Расковой. Я хотел написать историю женского авиационного полка, но так и не успел, ослеп. Вот одна из женщин, первая, в Калининграде умерла… Нина Васильевна – прекрасный человек. Мы с ней по телевидению выступали.
    Вот ещё одна, Антонина. Трагически погибла, покончила с собой, бросилась под электричку. Она молодёжным женским движением руководила. Её обвинили за, якобы, связь с американцами, и она бросилась под электричку от позора.
    Вот здесь есть дама – Герой Советского Союза…
    Вот интересная фотография, только я не вижу: где-то Трибуц стоит Владимир Филиппович, наш командующий Самохин, а вот тут где-то я стою. Вот какая фотокарточка! И участвовал я… когда они рассорились на банкете, и Самохин его обвинил:
    – Вот ты пишешь книги, целых три написал, а авиацию ты неправильно показываешь, ты принижаешь!..
    И так далее.


    Участники конференции: бывший командующий М.Самохин (в центре), Мартыновский Г.В. (первый слева), рядом однокашник по училищу полковник Н.Г.Жуков

    Г. В.: Принижали.

    Гр. М.: 50 лет уже здесь на Гвардейском проспекте была наглядная агитация и перечислены все соединения, кто участвовал в штурме Кёнигсберга. На одной из колонок наш 21-й полк, Кёнигсбергский полк, первым был, открывал список. Это 50 лет наглядная агитация была! Пошёл в прошлом году, слепой уже, попросил:
    – Почитайте, где мой полк?
    Прочитали все. Моего нет. Понимаете?! Исчез полк! Ну, думаю, в парке Победы полк есть. А там поставлен мемориал, и там на колонне тоже был написан первым наш, и потом уже и 12-й, и 1-й гвардейские полки, как положено. Пошёл туда, попросил людей прочитать. Прочитали всё, нигде полка нет. И 1-го полка нет, и 12-го полка нет. Всё ликвидировали. Написано: «8-я минно-торпедная авиационная дивизия». А под нашей дивизией поместили подводные лодки, 6 или 7. Вы представляете?! Вместо нас поместили подводные лодки! Ну, как это так?! В Авиации тут за это никто не может спросить, никто не может постоять. Я пошёл в «Страж Балтики», ещё повозмущался. «Страж Балтики» меня поддержал. Надо восстановить, нельзя же так! Надо подводные лодки перенести в другое место, не в авиационную колонку, не под 8-й дивизией. Ну, как это так это?! Вы представляете, исчезли все три наших полка, тем более единственный наш Кёнигсбергский полк?!

    Г. В.: Да. Это возмутительный факт!
    (Ради справедливости, следует сказать, что на мемориальных плитах в Парке Победы действительно указаны только соединения и объединения всех видов и родов сил, участвовавших во взятии Кёнигсберга, без указания полкового состава, включая три авиационные дивизии Авиации ДКБФ, к которым, правда, подводные лодки никак не относятся. Однако, не включить в эти памятные списки на «Стене Памяти» части, удостоенные почётного звания «Кёнигсбергский» – это действительно досадное упущение – прим.)

    Гр. М.: Я написал мемуары. Из них фрагмент поместили в книгу «Моряки–балтийцы в боях за Родину». И сразу же перепутали Героев Советского Союза: Павлов Павел Иванович и Павлов Павел Ильич, а они написали – Пётр Иванович и Пётр Ильич. Вы представляете?! А дальше из описания воздушного боя выбросили целый кусок, и получилось ни то, ни сё.


    Григорий Васильевич Мартыновский


    Наградной лист Г.В.Мартыновского

    Г. В.: Григорий Васильевич, мы восстановим справедливость и опубликуем Ваши мемуары полностью. Огромное спасибо за беседу!

    Интервью брала Галина Вабищевич
    5 мая 2011 года
    Fencer likes this.