Интервью с Титовым В.С.

В.С.Титов -"1983 после Афгана"

Я - Титов Виктор Сергеевич, родился 29 февраля 1948 года, в городе Златоуст Челябинской области, в семье рабочего. Мама работала в библиотеке, кем сперва не помню, а в конце уже - уборщицей. Учился до 8 класса удовлетворительно. Дальше 8-го не прошёл по-своему… Скажем так: не додумал. По глупости. Поступил в ГПТУ - городское профессионально-техническое училище, и вот тут-то дошло до меня, что надо учиться, иначе толку не будет. Хотя так и не разрешалось, но я учился и в ГПТУ, и в вечернюю школу ходил одновременно.

– Уже сам, родители не гоняли?

Естественно, сам! До меня дошло, что без образования никуда. 8 классов… Хоть бы как, но закончить школу надо. Параллельно закончил училище - 2 года, потом работал – закончил школу вечернюю. Подошло время поступать в авиационное училище.

– Кем работали?

Электромонтажником. Электромонтёр-ремонтник – все сети, и высокие, и низкие. Попал в цех своего отца учеником поначалу, потом втянулся, поработал. Подошло время идти в армию. Я захотел стать лётчиком. Мне подсказали как. Пошёл в военкомат. Там дали направление и отправили в Оренбургское училище. Я хотел быть истребителем, а когда прибыл в училище – узнал, что там готовят бомбардировщиков.

– Почему именно истребителем?

Романтика. Внутренне хотел быть истребителем. Настоящим – один, сам принимаешь решения, и прочее. Приехал. Правда знания были слабые, да я и не хотел туда поступать. Завалил экзамены. Из Оренбурга сразу метнулся прямо в Чернигов, там тоже не поступил, но изучил обстановку.
Оттуда вернулся назад в Златоуст. Забрали меня в армию и отправили послужить в танковых войсках. Попал в приличную, хорошую часть на новой технике в Свердловской области - Порошино.
Учился на командира танка ПТ – «против танков». Он был с тремя ракетами, первые, которые были без проводов. До этого ракеты управлялись по проводам, а эта была без проводов, радиоуправляемая. Углубляться не буду. Мы по ракете каждый выпустили. Ракета стоила как в те времена новая «Волга».
(Видимо, имеется в виду ракетный танк ИТ-1 – ред.)

– Какой это год был?

Это был 1965-1966. Выучился на командира танка. Но я с самого начала сказал:
– Я буду поступать в лётное училище!
Тогда ещё два года служили. Меня отпустили через год. Закончил танковую учебку сержантом и по окончанию учебки меня направили в Черниговское училище.

– Не подкалывали, что из танкистов на самолет?

Нет, у нас там была пёстрая компания – моряки, пехота, танкисты, те, другие. Всю медицину прошел, экзамены слабенько, но сдал, и начали учиться…

– Поблажки, что из армии, имели?

Ну, конечно, меня зам комвзвода назначили.

– Я имею в виду, на экзаменах?

Наверное, не без этого. Но я не просил, нет. Там видят – я из армии, некогда было готовиться. Год в танке сидел… Всё хорошо, год отучился. Тяжеловато пришлось – где хорошо, где плохо, ну, так – средненько. Экзамены тяжёлые.
Немецкий особенно хорошо изучил, даже выступал на сцене, какие-то сценки разыгрывали. Учитель наша меня привлекла. Поехали в полевые лагеря, в город Городня. Там уже занятия общие закончились, и начали готовиться к лётной работе. Начали уже летать.

– На чём летали?

На Л-29 «Дельфин». Все шло путем, где-то летом, ближе к осени, я уже вот-вот должен был, один из трех курсантов, вылетать самостоятельно на Л-29, со всеми, так сказать, плюсами.



Зам комвзвода, хорошая подготовка, все нормально идёт. Решил порадовать родителей. Пошёл в увольнение, с почты позвонить родителям. Ну, иду себе, и тут наши ребята сидят в садике… Они там гуляют, и с ними наш сержант. Он мне говорит:
– Угостись немножко, сто грамм, ты же завтра вылетаешь!
Я винишка выпил стакан двухсотграммовый, и пошел дальше по своим делам. Это не то, чтобы приветствовалось, но среди курсантов бывало.
В Городне как в городе – улица длинная такая, на ней часть воинская. По улице гуляет молодёжь, вдоль части. Здесь курсанты, а здесь местные девочки. И я с ними загулялся. Увлекся, ушел в дальний конец этой улицы. Смотрю на время – нужно бежать! Я же ещё зам комвзвода, надо за минут 15 явиться. И я бегом! Нигде не добавлял ничего, не пьяный, а запах-то, куда его денешь? Дрянная эта бормотуха украинская… Пробегаю мимо проходной, показал увольнительную, а там по наводке подговаривавшего сержанта меня обнюхивают:
– Ооо…
И началось… Сделали показуху. Меня, как сержанта, разжаловали в рядовые и выгнали из училища. Кончилась моя лётная работа. Буквально в течении месяца я попадаю в инжбат. Это тоже на Украине, Старобельск. Ещё год служу. Снова получаю сержанта. Всё путём, отслужил полностью два года. Даже домой не поехал, на Урал – опять в училище. Тут-то мне и сказали, что моё дело в прошлом году было специально подстроено. Сержант-хохол меня решил подставить.

Снова поступил. Мне, конечно, помогли. Начал учиться. Учился уже немножко расслаблено. На второй курс меня сразу не взяли. Опять первый курс, опять общее образование.


" Черниговское Высшее военное авиационное училище
летчиков (ЧВВАУЛ) 1970, мое отделение"
В.С.Титов - третий слева


"Занятия на Л-29. 1970 г"


"06.04.72 КУЛП мое звено на полетах, второй заход, г. Добрянка"


"06.04.72 КУЛП"


"Мой взвод и командир. Крым, Багерово 1973"

На следующий год уже Добрянка. А там у меня лётная практика не пошла. Все было вроде хорошо, но или сам я «нюх» потерял… Короче, не чувствую землю. Да и инструктора помочь не особо пытались. Других, и похуже меня - тянули, а мне командир учебного полка, знакомый моего тестя, говорит:
– Плохой лётчик из тебя может получиться, хороший – никогда. Решай сам.
А что решать? За меня все решили. И меня из лётного училища переводят в Ворошиловградское штурманское училище:
– На штурмана не лётные, чтобы ты на земле был, никуда не улетел.
И попадаю на курсы штурманов боевого управления командного пункта. Все пошло хорошо, нормально. Я сержант, учёба шла легко. Выпустился в 1974 году, с помощью тестя попал в Польшу. Не без его помощи. Прослужил четыре года.


– Как складывались отношения с местным населением?

Прекрасно. Я в те годы отрицательного отношения к нам со стороны поляков не встречал. Дружили семьями, причём они к нам в гарнизон приходили, организовывали типа пикников посиделки.

– На какой должности служили?

Штурман боевого управления командного пункта – ШБУ КП. Обычно лейтенанты попадали в разведчасть. Набираются опыта, а потом уже их переводят на боевые, на скоростные, на прочее.
А я сразу попал на командный пункт истребительной дивизии. Начал работать, но я ещё не подготовленный, а там работа активная. Целей очень много, а у меня практики – ноль. Чего мы там на тренажёрах учились? И я самостоятельно пошёл советоваться с командиром Командного пункта:
– Давай в полк, там потренируешься, там потише, поспокойнее.
И я продолжил служить в том же месте, только из дивизии меня перевели в полк.

– В каком звании?

Ещё лейтенант. Послужил в истребительном полку, но и там было сложно без опыта. И меня перевели в другой полк, истребительно-бомбардировочный. Там было потише, поменьше активности, побольше свободы. Стало служить нормально. Потом меня опять передвинули выше, на разведполк гвардейский, в город Бжег. Набрался опыта, и дело пошло лучше. Вот с этого бы и начинать - было бы лучше. Но так сложилась судьба.

– Сколько приходилось управлять, сколько летали?

Летало в дивизии несколько полков, и я должен был их раскручивать, садить и корректировать. В полку – только один полк. Но в истребительном полку летает больше самолётов, и скорости другие, и задачи другие. Не хватало практики, не тянул на скорость, на время реакции. А в бомбардировочном полку гораздо проще. Они летали большими группами, скорости небольшие, по сравнению с истребителями. Разведчики – что-то среднее, там и не так быстро, но и не вяло, там можно привыкнуть. Сопровождали и самолёты, которые в Россию улетали, и встречали, которые следовали из Союза в Европу. Круглосуточно фиксировали полёты НАТОвцев.

– Ну, то есть, это диспетчерский пункт был, по большому счету?

Ну, да, типа диспетчерского гражданского пункта, только военный. Набрался опыта, время подошло – и меня из Польши в Союз переводят. Закончилось золотое время, отправили в Берёзу-Картузскую, тоже разведполк. Вся обстановка одинаковая, все чётко, быстро все улеглось, все пошло нормально. 921-й полк, если не ошибаюсь. Не помню точно, какой номер. Там я поработал, по-моему, два года. Получилось так – в 1980 г. мой товарищ, помоложе чуть-чуть по возрасту, ушёл в Афган, а в 1981 я сменил его там по собственному желанию.
В Афганистане я попал в новую организацию – центр боевого управления. В Кабуле был ЦБУ всего Афгана с прямой связью с Москвой. То есть они взаимодействовали, и нас к ним, так сказать, подключили. Но я там был не штурманом, а офицером боевого управления. Это другое дело, другие обязанности. Если начинается операция, меня из ЦБУ отправляют, например, в десантный батальон. Я с ними иду на операцию, обеспечиваю боевые действия авиационной поддержкой. Получаю переносную станцию, или БТР без башни, а там радиостанция мощная (Видимо, имеется в виду Командно-штабная машина КШМ Р-145РМ на базе БТР-60- ред.).


"КШМ. Мое рабочее место. Рядом мой помощник связист.
Панджшер 1982 лето"

Командир десантников запрашивает поддержку:
– Там душманы засели, большая группа. Нам дальше не пройти.
Я связываюсь с ЦБУ со своей радиостанции и вызываю вертолёты или самолёты. Когда они прилетают, я их навожу на конкретные цели, управляю ими. Они по целям, указанным мною, отбомбятся, отстреляются, нам проход пробили, и мы пошли дальше.
Я обеспечиваю подвоз боеприпасов, эвакуацию раненых, убитых. Вертолёты вызываю, вертолёты отпускаю, сопровождаю информацией, целеуказанием. Работаю с десантниками, с пехотой, с другими подразделениям. Короче – зависит от конкретной задачи. Когда им нужна поддержка авиации, тогда они меня вызывают.
Как-то один момент был очень интересный. Я попал в Панджшерское ущелье, сижу на БТРе своём, связь поддерживаю. У нас затишье, а там буря. Бой за 20 километров примерно. Наша группа руководства была в укрытии, в траншее. А тут они расслабились, и вышли наверх, чтобы посмотреть. Два афганских представителя - командир полка и замполит, наш генерал, ещё пару человек.
Тишина. Ну, как тишина – боевые действия где-то там далеко. А здесь так спокойно… И вдруг щелчок, все услышали, и замполит-афганец, прямо тут же, при всех падает. Ему пуля прямо между глаз попала.
Что там началось! Все вниз побежали… Потом оказалось, это был заказ. Убрали его. Он был перед этим в Союзе, что-то там решал, согласовывал, и его решили убрать. Это был реальный случай, прямо на моих глазах… Я сижу на БТРе, на высоте, на виду, а они внизу, ну, метров десять. Беседовали, смотрели, показывали...

– Скажите пожалуйста, все-таки вернемся немножко назад, как Вы узнали о том, что идете в Афган?

Я сам заявление подал. Когда мой товарищ ушёл, я подал заявление:
– Я тоже в Афган, хочу попробовать, повоевать.
– Есть место только у авианаводчиков.
– Все равно хочу повоевать, настоящие дела посмотреть.

– Как добирались?

Самолёт в Ташкент, из Ташкента прямо в Кабул, из Кабула на УАЗике – во дворец Амина. Ну как дворец Амина, - недалеко от дворца на пригорке лощина, а в ней наши бараки, вернее не бараки, а общежития. Домики такие лёгкие, длинные, и там комнаты... Возвращались с выхода, отдыхали там. Неделю - десять дней, и опять нас вызывают. То туда надо, то сюда…


"Кабул, Афганистан, на фоне дворца Амина. На отдыхе"

– Была какая-то специальная подготовка, перед тем как ехать?

Обязательно. Когда мы приехали в Афганистан, поначалу нас только обучали. Месяца два, наверное. Те офицеры, которые возвращались в Союз, проводили занятия, потому что у нас другая профессия была. Нам надо было учиться целеуказание давать, и радиостанции разные изучали, и пехотные, и свои. Кстати, это потом мне очень пригодилось, я потом расскажу эпизод один.
Ко всему подготовили, рассказали. Потом получился конфуз небольшой. На первую операцию меня отправили с танками. Пошли прикрывать колонну бензовозов. Мы на танке подошли к одному месту, а там, как определили разведчики - передали через пехотную станцию, где-то снайпер сидит. Мы вышли обсудить – может вызвать вертушку, обстрелять, или что еще сделать. Мы с командиром стоим около танка, а танкист в оптику увидел духа, может этого снайпера, может нет, кто его там знает… ведь не проверишь. И выстрелил из пушки. Мы стояли сзади-сбоку, а если гильза вылетает, то самый удар как раз рядом. Мы были не подготовлены к выстрелу, надо было рот открыть и уши закрыть, а мы разговаривали. Так как мы оказались оба с закрытыми ртами – и нам порвало барабанные перепонки.
И первая моя операция закончилась в госпитале… Я сознание потерял, нас обоих с командиром в лазарет. Не помню сколько я пролежал в лазарете. Подлечили, ничего мне не сказали, просто дали отпуск. Съездил на родину к родителям на Украину. У меня сын родился, то есть мне дали возможность посмотреть на сына. Отпуск прошел, обратно вернулся, и тогда уже началась полная, настоящая, работа. А в первый раз так получилось – придурок вывел из строя сразу двоих офицеров.


"Наш БТР, отдых перед дальним походом"

– Скажите пожалуйста, какое отношение было к местным, их к нам?

Хорошее, у нас даже были там друзья.
Когда во время выхода на операцию я встречал кого-то из местных активистов, знакомых мне по предыдущим операциям, то они могли нам подсказать, где и как лучше пройти, где дорога заминирована. Они взаимодействовали и с полками нашими, с командирами. Нормально было.
С одним из руководителей группы активистов мы часто общались. Не то, чтобы друзья, но нормально общались. Как-то раз он даже пригласил меня к себе домой в гости. Когда мы вернулись в Кабул, я командира спросил:
– Можно съездить посмотреть, как живут люди?
Он разрешил съездить на УАЗике на нашем к нему в гости, посмотреть, и обратно вернуться. Так что, нормально взаимодействовали. Не везде, конечно, так было, но в основном нормально. А так-то регулярные афганские войска подводили очень часто. Чуть какая-то напряжённая обстановка, они бросают оружие, и убегают. Наши отбиваются, а они убегают. Но эти активисты – поддерживали нас и помогали, вплоть до того, что чуть ли не на мину бросались… Язык я там не успел изучить, тяжеловато. Но уже понимали как-то…


"Кабул 1982 г"

– При выходе операцию, знали ли Вы какой наряд сил будет в Вашем распоряжении, или это шло через штаб?

Наряд сил был известен приблизительный. Мне определяли, чем я могу распоряжаться, куда мне не надо соваться, а за чем можно обратиться. Схематически, без особых подробностей.

– Вам сообщали, какой Вас будет прикрывать полк?

Да, сообщали заранее, но… Обстановка часто менялась, и поддержка не всегда соответствовала плану, но, в общем и целом, подготовка к операции была хорошая.

– Насколько грамотно Вы могли навести? Почему задаю вопрос, регулярная претензия от летчиков ударной и штурмовой авиации, которые реально воевали, это указания – «На опушке третья береза справа, куст двадцать метров за ней», а тот говорит – «Ты о чем? Я на такой скорости, опушку вижу, но эту березу не найду никогда».

Вот тут была особенность. Обычные авианаводчики – это одно, а то, что я сам был летчиком, мне сильно помогало понимать, что летчик видит, что он чувствует, и как ему, с какой стороны подойти к цели. Я же сам летал, пусть не столь много, но мне было легче.

– Насколько Вы могли обеспечить точность удара?

Ну, это зависело от обстановки, от моего расположения к этой цели, от погоды, «слётанности» с командирами. Если я где-то близко, и цель хорошо вижу, вплоть до того, что лицо в бинокль различал, то и лётчики стреляли туда, куда я указывал… Я давал те цели, которые и они, и я видели нормально.
Вот случай, как один раз я подвёл. Невольно подвёл. Погиб командир батальона ВДВ, из-за того, что меня не было на той операции с ними. Поставили неподготовленного авианаводчика, он не смог их прикрыть и погиб комбат.
А у меня залёт случился, потом он мне вылился в неприятности. Мы были на одной из операций, район какой-то освободили. Не буду скрывать, я решил посмотреть, что же там в этих лавках-дуканах? Что в этом селе, которое захватили. Интересно было посмотреть дуканы, молодой же… Ребята приезжали, привозили большие ящики с чаем. Настоящий индийский чай. Если бы мы сейчас пили тот чай, весь бы коридор чувствовал, что мы чай этот пьем, такой аромат. Хотелось тоже привезти ребятам чаю… Нам вообще нельзя было никуда отлучаться, не дай Бог что… А я как? Со всеми, бойцы и офицеры некоторые тоже решили посмотреть просто. Ведь никого же нет, мы там были минут пятнадцать-двадцать, и нас на обратном пути оттуда перехватил замполит, и всех начал трясти:
– Вы - мародёры!
А что это мы мародёры? Батарейки, лампочки, фонарик – чего от тыловиков не допроситься было, а нужно. Кому повезло – приёмник нашли, притащили. Он все собрал, нас обгадил, и сам же, сука, отправил своим друзьям в СССР.
Опять показуха получилась, отмываться пришлось из-за своей глупости. Меня к этому батальону два месяца не пускали. А как комбат погиб, поняли, что другой не справился с этими задачами. Снова начал с ними ходить, но если бы не было того случая, то я бы был с орденом Красной Звезды, а так как я провинился – только «За службу Родине» III степени. Научился на одном разе.


"Наш пленник душман. 1982 г."

– Вас, в основном, прикрывали вертолёты или самолеты?

Что потребуется по заданию, по обстановке. Смотря сколько с той стороны противника.

– Решали Вы, или решали начальники?

Командир батальона принимал решение о необходимости авиаподдержки, и запрашивал меня. Я связывался c ЦБУ, и выяснял, что они могут предоставить по обстановке. Если погоды нет – вообще ничего, если что-то можно получить, то согласовывал вылет и цели удара. Я принимал решения, но согласовывал с ЦБУ…
Ну, вот один случай расскажу. Я пошёл с ДШБ (десантно-штурмовой батальон), нам нужно было прикрыть один проход в горах. С той стороны – пакистанская граница, а с нашей – душманы, и был маршрут, который нужно было прикрыть. Нам грамотно разведчики подсказали, мы на бронетранспортёрах подъехали, нас удачно высадили. Дальше мы по горам пошли сами.
Дошли до точки, заняли позиции. А так получилось, что мы опередили душманов на их позициях. Гора, и мы их встретили сверху. Получилась такая заваруха! Мы еще не успели развернуться, а они-то уже готовились свои позиции занять. Начался бой. У нас сразу восемь убитых, неразбериха. Я сижу, ничего не пойму, а надо прикрывать. Станция – 24 килограмма, тяжёлая, ещё запасной аккумулятор. Солдатика, который её носил, и помогал мне – убили сразу после начала боя. И я остался без радиостанции.
Ну, тут сообразил, мне за это и дали орден потом. Спустился ниже, взял радиостанцию сухопутных войск, связался с подразделением на другой стороне, которое в той же обстановке свою часть задачи выполняло. Они были чуть левее и ниже по склону. Получалось, что я офицеру–авианаводчику, как старший группы даю указания по пехотной станции, а он по нашей радиостанции направляет огонь куда надо. Короче, мы там противника уничтожили.
И представляете, идёт бой, ещё более-менее обстановка. А потом видим, и мне видно было, я позицию хорошую занял, что от пакистанской границы подходит подразделение пакистанских войск. А у нас тут и бомбардировщики, и истребители, и вертолёты. Раздолбили всех, выровняли ситуацию. Это было уже вечером, к ночи. Ночь проходит, утром – нет ни одного трупа, ни одной винтовки, ни одного патрона. Где-то метров 20 до нас ещё были и трупы, и оружие, а там все пусто! Все вынесли, какой-то ужас… Кое-где следы крови только.
И меня тоже понёс черт. В середине позиций противника было гнездо - пункт управления. В бинокль было видно, что противник управлял боем оттуда. Когда мы их обнаружили, я все пытался по нему удар направить. С вертолёта НУРС – у них точность невысокая, он может даже выпустить все ракеты, а объекту ничего – никакого вреда. Но потом мы все-таки добились попаданий, уничтожили пункт управления. Я хотел посмотреть, что там было. Ничего не нашли, душманы все утащили. Зато на обратном пути, буквально за пять-семь шагов до укрытия, пуля снайпера пролетает рядом. Мне потом сказали:
– Тебя караулили, тебя хотели…
Случайно, не случайно, больше я не испытывал судьбу, больше не ходил проверять. Было специальное подразделение, они собирали трофеи… Но вот пулю мог словить. Чуть мимо пролетела, и обошлось.
А так, во время боя, я ползал, а пули свистят, убивают, кровь… Прополз к командиру другого подразделения, от них хорошо все видно, и через чужую радиостанцию обработали, обеспечили.
А так бы нас там накрыли всех, сравняли бы с землей. Тем более серьезное, крупное подразделение от Пакистана вышло. Но… Дали авиацию, хорошая погода, повезло. И с этой стороны какое-то духовское подразделение пыталось духам помочь, но другие наши части их тоже остановили. Если бы не было авиации, то нам пришлось бы гораздо хуже.
В пехоте тоже есть наводчики, но артиллерийские. У них, в принципе, задача та же самая, но специфика немножко другая. Они с подразделением выдвигаются, а потом артиллерия долбит куда они покажут. Но у них радиостанция одна, одни частоты, и они слышат весь наземный радиообмен - и артиллерию, и пехоту. А у нас своя частота и мы только своих слышим, но я тоже могу слушать и их радиостанцию. Сами понимаете – у них свои задачи, надо управлять артиллерией, и надо слушать, что все-таки пехота говорит – попал-не попал. А принципы у нас, где-то близкие, артиллерийский наводчик, и авианаводчики.

– Скажите, а по своим бывало, что авиация отрабатывала?

Все бывало… В сложной обстановке всякое бывало. Например, время прошло, части вперёд продвинулись, а информация об этом не прошла. Такое бывало. Не часто, но, бывало. Меня в таком не обвиняли, или везло, или лучше видел, или авиационное прошлое давало о себе знать. А у молодых наводчиков, случалось. Они же мало видят, опыта еще маловато. Они посчитали что это духи – а это наши.


"С другом на операции между боями"

– В Афганистане большой проблемой оказалось то, что у нас ротация авиации шла полками. Бывшие – опытные, а те, кто пришел на замену вообще нули, не готовы. Это чувствовалось?

Это нас мало касалось. Нас в такие детали не посвящали. Я не знал, кем управляю. Мне дали, а кого дали, я не знаю.

– Вы даёте целеуказание, и Вы видите, что прошёл вертолёт, отработал гладко-чисто, всех замесил. Или стреляют не туда, не понимают целеуказаний.

Да, такое редко, но было. Но в это нас как-то не посвящали. Обычно нас как бы, привязывали к своим подразделениям. Я ходил с десантниками все время. Они меня знали, и я их всех знал. И подразделения, которые нас обеспечивали, тоже как-то, хоть чуть-чуть, но знал. Иногда было трудно, но втягиваешься, учишься.

– Скажите, управляемым оружием пользовались?

Нет. Бомбы бросали фугасные, объёмно-детонирующие. Мы их направляли, в какое здание, в какую щель.
Управляемым оружием обеспечивались крупные подразделения. Не часто, но, бывало. В таких подразделениях наводчиками ходили полковники, майоры с ЦБУ, они с командирами дивизий сидели, а мы с малыми подразделениями, максимум – батальон десантный.

– А духи не пытались лично Вас отловить?

Меня лично - нет. Но по слухам, командир полка стоил, допустим, тысячу рублей, а авианаводчик – две тысячи. Если поразят наводчика и подтвердят, им сразу платят. Вот я же говорю, меня и караулили, но не знаю, что-то им помешало. Или наши увидели, и туда выстрелили из гранатомёта. А так мало такого было. Десантники воюют, мы поддерживаем.

– Ваше мнение, много было дури в управлении войсками на земле? Ну, чтобы командиры – «с шашкой наголо»…

Мало я таких случаев видел, в основном более-менее грамотно управляли. Не было такого – послали наобум, люди погибли…
Был у нас случай один, но, он такой, показательный. Мне вручили орден за «За службу Родине», а другому командиру дали «Красную Звезду». А он во время операции сбежал нахрен. Пришёл вертолёт, привёз боеприпасы, забрал раненых, и он с вертолетом улетел – бросил группу. А вертолеты там даже не садились толком. Колесо переднее ставит на скалу, чуть проворачивается, выкидывают из люка все, потом “падает” вдоль скал, и уходит. А кто там сел, что закинули в люк, они и не проверяют… И он потом на аэродроме выскочил, приехал в подразделение, вроде как так и надо…
Скандалили, шумели. Я не знаю, по-моему, его отправили в Союз, а орден не забрали. Но скандал был большой.


"Дворец Амина с вертолета"

– На Ваших глазах поражения наших самолётов, вертолётов были?

Были… Сбили, подбили – таких случаев было мало. Там, кругом ущелья. Потерял управление, крылом, винтом зацепил скалу - и все.
А духи ДШК между скалами прячут, когда бой начинается, они выкатывают, и долбят так, что… Как разрезает. А мы эти ДШК выслеживаем, выдалбливаем. Ходили по горам, чтобы подойти поближе, с удобного ракурса, и отбомбить, обстрелять, уничтожить. Поэтому проходили по ущелью, буквально, где-то сантиметров двадцать выступы, и по ним идём вдоль скал… Со всех сторон нас видно, и такая цепочка страшная, любой выстрел, любой толчок, не дай Бог граната или что… Или камнями завалит, или сам свалишься. Да чего там, это все, конец, там не спасёшься. Но, повезло, прошли.
Один раз ночью пришлось идти. Эти белые ночи! Если бы Вы видели, что это такое! Это ужас какой-то! Тишина мертвецкая, луна, гораздо больше, чем солнце, свет, тихо, и тени. От луны большая тень, страшно так! Идёшь, чужая тень так мимо тебя, ты уже думаешь… Ощущения были такие – как живые тени. И нужно было, ну, не буду врать, наверное, два часа вот по этой ночи пройти, не помню сколько километров. А там у наших погибло семь человек, боеприпасы заканчиваются, их духи окружили, и, если мы не заберем, не поможем, все, конец будет целому подразделению. И вот мы с разведчиками, было два солдатика со мной, с двумя радиостанциями на случай, если одну уничтожат, – пошли на гору.
Нас-то со всех сторон видно, а мы ничего не видим, кругом светло, а в тени ничего же не видно. Куст, а может там душман сидит, и готовится из пулемёта, или с чего там по тебе засадить из тени. Но прошли спокойно туда, нас встретили, немного страшновато было, крик такой среди ночи… Свои… Дошли, успокоились все, дождались утра. Обстреляли все подозрительные места, нашёл я площадку, вызвали вертолёт, забрали раненых, убитых, привезли боеприпасы, и мы другой стороной ушли по своим делам, а эти продолжали площадку охранять, и поддерживать войска.


"Мой друг за сутки до гибели. Обед во время боевых действий"

– А кстати, подбор площадки тоже Ваш был?

Конечно, а кто же будет выбирать? Если я плохо подберу – вертолёт собьют. Если я не обеспечу ему посадку и уход, если я не скажу пехоте чтобы прикрыли, и с какой стороны, потому что я-то знаю, как он будет подходить, как он сядет, тогда он погибнет просто. Если не проследим, и прозеваем, и где-то будет ДШК, то его собьют, и мы опять останемся без ничего. Там было тяжело, но интересно, потому что все в движении, все в делах было, одно, другое, третье. То с одним подразделением выход, то с другим. То Кабул, то Кундуз, то Джелалабад, то Панджшерское ущелье, то ещё куда-то.
В Панджшерском ущелье с одним афганским комсомольцем познакомился. Он был то-ли заместителем секретаря, то-ли еще кем-то, не знаю точно. В Кабул с ним съездил, посмотрел, он в такой усадьбе живёт, с бассейном. Ну, настоящий комсомолец. Молодой, но уже такой пост – чуть ли не главного заместитель. Он на УАЗике приехал. Он вообще спокойно ездил на УАЗике, как только не боялся по Кабулу и окрестностям ездить…
На рынок к афганцам ходили, по магазинам иногда бегали за – кишмишовкой, это такой самогон из винограда. Иногда надо чуть-чуть расслабиться, придём, и вот где-то, не до упаду, но… В баньку сходить к связистам, рядом. Они сами на операции не ходят, но у них и наши БТРы, и наша радиостанция. Дружили с ними. Они нас зовут:
– У нас банька, приходите.
Помылись, сходили в бассейн.
А на утро опять – на месяц, на два, куда-то по горам лазить.



– Если вы на боевом выходе рацию разбили, потеряли, за это какие-то санкции были, или...?

Я ж не потерял её, и не разбил, только прострелить могли. Нет. Я, если её потерял, считай, сам себя убил. Нужно через пехоту просить, чтобы вылетел вертолёт, и привезли другую станцию, иначе я их подведу. Я же ничего не могу делать – я вообще там не нужен без станции. Иногда их уничтожали, но у нас запасные были. Пехота возила для нас радиостанции, или нам привозили в срочном порядке, запрашивали:
– Авианаводчику радиостанцию закиньте, пару аккумуляторов! Иначе дальше идти нельзя.



– Кто определял степень выполненности задач?

ЦБУ 40-й Армии.

– Какую технику применяли для Вашей поддержки?

Всю доступную. Су-17, МиГ-21, МиГ-23, Ми-8 и Ми-24. Даже с территории Союза приходили.

– Какие были отношения с командирами наземных частей?

Как работали, так и относились. Берегли нас. В атаку не бросали – слишком редкий и ценный кадр, чтобы просто так разбрасываться. Одевали даже в форму поддерживаемых частей, чтобы не выделялись. Потом оставили её мне в подарок.

– Когда Вы менялись обратно?

Я прибыл в Афганистан в марте 1981, сразу после 8 марта, уже точно не помню дату, а в сентябре следующего года я вернулся в Союз. 11 сентября 1982 - чуть больше года прошло. Некем было меня заменить, никто не хотел ехать. Потом нашли на замену моего однокурсника. Вы представляете, как получается, я пришёл, и сменил своего сокурсника, из моего подразделения. Во взводе, где я был зам комвзвода, со мной с одной стороны спал один парень – Исакин Саша, а с другой стороны - Витя Проскуряков. Сначала я сменил Исакина, а потом Проскуряков сменил меня, представляете, как получилось? Мы вместе учились в Крыму, в Керчи на ОБУ КП (офицер боевого управления командного пункта), и вот так получилось, что поменялись в Афгане. Но долго искали замену. В конце концов, меня вернули снова в Березу на свой командный пункт.
Мне, как афганцу, выделили четырёхкомнатную квартиру, у меня уже двое детей было, два сына, но я ею не воспользовался. Меня забрали на АВАКС. Наверное, тесть немножко постарался.
— Вот, из Афгана перевелся, надо его пристроить…
Где-то в 1984-м нас забрали на обучение на АВАКС штурманами боевого управления. АВАКС знаете? А-50, самолёт дальнего радиолокационного обнаружения. На А-50 я обучался где-то полтора года, и начали летать уже на АВАКСе. Начали с Улан-Удэ, отряд отдельный, номер не помню, потом нас перебросили в Забайкалье – посёлок Ареда. В Забайкалье есть такое жёлтое пятно, и в середине аэродром, вот туда нас перебросили. Там стоял транспортный полк, вертолётный полк и наш отряд из четырёх А-50 и одного Ил-76. Вот там я на лётной работе пробыл до, наверное, 1993 года.

– Расскажите пожалуйста, про службу на ДРЛО А-50, чем Вы там занимались, какие возможности...?

Мы очень много занимались, всё готовились. Хотя это была первая, мало доработанная версия системы. Сначала дальность радара была 200 км, потом стала 300, 400. Это все при нас развивалось. Мы мотались по городам, по заводам – учились. Поступает новая техника, – нас опять на переучивание всем экипажем, то в Витебск, то в Брест, то в Ташкент, то ещё куда-то. Ну, короче, учились. Работали мы мало, работала больше Печера. А у нас так – учебка. Видеть – видели, смотреть - смотрели, но не то, чтобы на боевых полетах, а даже ни на одном учении не успели поучаствовать. А потом решили, что в Ареде А-50 вообще не нужны.


"Наша рабочая лошадка А-50. 1985г"

– Сколько целей могли обрабатывать одновременно?

Сложно сказать. Это очень сильно зависело от характера целей, и, главное, опыта операторов. В самом начале каждую цель назначали и сопровождали вручную, к концу службы – практически все в автомате. И то внимание на пределе было.

– Насколько хорошо А-50 работал на то время?

Понятно, что сейчас уже совершенно другие возможности… Но задатки у него и тогда очень большие были, хорошие, особенно когда стала дальность увеличиваться. И чёткость улучшилась, и суда видели на море, и наземные цели, вплоть до укреплений больших. А радиолокационную станцию видно было прямо на локаторах, ну, как, на специальных режимах – есть для неба, есть для земли, режим моря, и в этих режимах мы и тренировались.

– То есть, в общем, по большому счету – доводочные работы?

Да, да, мы доводили. Мы обкатывали оборудование, а вот поработать по-настоящему с полками там, или учения – ничего, не успел. На А-50 был командир центра боевого управления, потом старший штурман, и десять операторов. У А-50 кабина на двенадцать рабочих мест, мы их занимали, а у генералов отдельное помещение. Я был старшим штурманом. Командир даёт команду мне, а я операторам:
– Ты на тот полк, ты на тот…
Но там уже техника пошла – компьютеры. На земле ещё компьютеров не было, а там уже стояли компьютеры. Были три клавиши переключения режимов работы: ты нажимаешь одну – и работаешь только с транспортной авиацией, вторая клавиша – ты уже работаешь с истребителями, третья – с бомбардировщиками… Если все три нажаты, ты со всеми тремя работаешь, – это уже очень тяжело, но все равно приходилось тренироваться. Вся связь, вся обстановка, у тебя так один режим, а если с землёй – то ещё второй и третий режим, то небо, то земля, то небо, то земля и вот – зрения и памяти уже не хватало, уже возраст, уже тяжело было.
Надо было всю обстановку запомнить, а там же все, Вы же видели примерно? Точечки, вот это наш самолёт, это неизвестный, это транспортник, а это вертолёт идёт, у этого двадцать, у этого двенадцать километров высота, а у того триста метров, и все это изображается в одной куче, когда сходятся, расходятся. Куда ушёл транспортник, а где вертолёт сейчас, а ещё наземная обстановка. Вот – эсминец идёт, а что эсминец? Точечка жёлтая, она чуть побольше чем сопровождение, маленькие точки рядом по морю движутся. Уже подходило к тому, что следующее поколение АВАКС-ов работали не с лётчиком, а с самолётом, они ему на табло высвечивали, он только нажимал – бомбить, и сразу же выходили на цель – тот нажимает кнопку «бомбить», а то и сами бомбят прямо с ударного самолёта по команде с нашего. Ну, это в перспективе. Там уже совсем тяжело стало.



– Сколько летали? В месяц, сколько он в воздухе был?

Не часто, три-пять раз в месяц, по-разному бывало. Зимой летали меньше, летом больше, а вообще, мы же больше на учёбе. А сама лётная работа – точно не помню, налёт был в среднем одинаковый у нас, но тоже мало, уже началась с керосином проблема, не хватало техники, персонала…
Мы сами чистили площадку, где стояли самолёты Ил-76. Четыре самолёта, и всю площадку руками вычищали офицеры и солдаты, чтобы освободить хотя бы выходы на рулёжки. Рулёжки чистить приходила техника с транспортного полка, а мы свою площадку вычищали сами.
Но нас не планировали в боевые полёты. Учили, готовили, тренировали, и на нас испытывали методики, достаточно ли научили, или ещё надо, зачёты сдавали, экзамены сдавали.
Компьютеры – я вообще ещё не представлял, как работают. Вообще ноль был, а этот компьютер изучить, все эти клавиши запомнить, это же не просто так. Ты должен как вот девчонки печатают – ткнул пальцем, но не рядом, а именно куда надо… Это кошмар, короче.
Было очень тяжело. Но, все-таки, на командире, на старшем штурмане нагрузка была меньше. А вот самим штурманам-операторам приходилось сложнее – каждый ведет свою группу, а группы же, они отображаются на одном экране, одна группа пересекается с другой, все перемешано. А нам – командиру и старшему штурману, нужно видеть общую картину. Мы хоть у штурманов можем спросить, а им спросить не у кого, чуть отвлёкся - потерял контроль… Тяжёлая, ответственная, но интересная работа. Здорово было, классно, но не долго.
Чтобы не соврать, по-моему, шесть лет я там служил. В Улан-Удэ побыли, для нас выделили отдельный дом – пятиэтажку, все квартиры новенькие, не меблированные, но новый дом выделяли. Прилетели в Ареду, там тоже, специально на этом аэродроме новый дом построили, тоже, мы в новых квартирах, а там ещё восемнадцать домов было, рядом школа. Условия создавали хорошие, у отряда даже свой автобус был. Вот мы молодые, а у нас было, да, это вообще – Сосновый Бор, ну, городок, где жили генералы, там же Дом офицеров, бассейн, и спецмагазины. Нигде ничего на прилавках не было, а здесь все было, внутри городка. Мы садились на автобус, ехали по городу, ездили и в бассейн, и за продуктами. Через город ехали на аэродром, на аэродроме мы тренировались в классах и на своём самолёте, и по своему плану работали. Вечером снова на автобус, и домой. Выходные два дня – ездили куда хотели, на автобусе поехали в лес, на речку, на рыбалку. Кто хочет, тот просто отдыхает. Оттуда удобно и ездить было, и летать удобно. У нас, у специального отряда, был свой Ил-76, который обеспечивал и оборудование, и общее обеспечение. Самолёты А-50 обслуживать же надо. Мы перелетели, Ил-76 за нами летит, и техники на нем - А-50 обслуживают, где садимся. Мы своим делом занимаемся, техники своим. Этот Ил-76 по заявке командующего ЗабВО – то в Москву, то в Ташкент, то ещё куда-то летает.
Нас куда ни забросят, всех поразбросают по учебным подразделениям, институтам, или университетам, вникаем – как эта ракета устроена, как это оборудование, как оно начиналось, до чего оно дошло, сколько целей может сопровождать, какая мощность... Все вот это, нужно еще и экзамен сдать. Потом направляют что-то другое изучать.

– И как только появилось что-нибудь одно, сразу за этим…

Буквально все то, что мы первый год учили на второй год уже давно забыто, уже устарело, уже надо вычёркивать. Блокнот секретный изрисовал, поисписывал – и уже выкидываешь. Все уже изменилось, те клавиши, которые были на первом поколении – на новом уже другие. Оборудование прямо блоками вытаскивали, увозили, новое блоками втыкали…
– Вот поедете, изучите, осваивайте пока, привыкайте.
Я же говорил – первые РЛС на борту А-50 видели 200 километров с трудом, а потом сразу 300, 400, а сейчас говорят, 600. Все 600 километров, все видят, сколько целей, какова обстановка…
Ну, сейчас, наверное, больше программно все обрабатывается, а мы все вручную делали. Но контролировать-то все равно надо, нам нужно знать, что, если компьютер лётчику даёт указания – с высоты пятнадцать км занять высоту три километра, то он просто не успеет, и подняться назад не сможет. Надо давать компьютеру работать, но надо и контролировать: если все нормально – наблюдаешь, а вмешиваться надо грамотно. Если ты ему помешаешь – он вообще все карты перепутает. Сложно, но интересно было.
Наш отряд расформировали и отправили оставшихся, тех, кто помоложе, в Печеру. Там был полк АВАКСов. Ну, а мы – в возрасте которые, или которые были слабо подготовленные, или кому дальше ничего не светило… У меня уже была пенсия на носу, дочка колледж даже не закончила.
– Ну, куда я....? Пойду опять на землю, дослужу. Осталось уже немного.
Налёту, и выслуги уже много, но чуть не хватало до круглого счёта. Я ушёл с лётной работы на землю, на КП, и меня из Ареды направили на Сахалин.


"Я и моя шарада 20.09.1995 о.Сахалин"

Там есть аэродром «Сокол». На этом аэродроме, я дослужил до 1996 года по своей первой специальности – штурман боевого управления, и в 1996 году я уволился в запас. Ни квартиры, ничего не было. В 2000 году у меня умер тесть, жена с детьми уехала с тёщей сидеть в Чернигов. Съездил к своим родителям, через 6 лет тёща ушла к Богу, жена с ней сидела, потому что тёща была в очень плохом состоянии. Получил по сертификату квартиру в Курске, потому что Курск ближе к Чернигову. В 2006 жена приехала, и продолжили устраиваться жить в Курске.
Сразу закончил курсы охранников, один товарищ там попался:
– Набирают охранников на предприятие – фабрика большая обувная, пойдёшь?
– Да.
Закончил курсы, учился, работал, потом нашу фирму конкуренты выжили с этого объекта, потом опять конкуренты. Была фабрика, сейчас там магазин, а от фабрики, уже процентов пятнадцать осталось.


Интервью Олега Корытова
Сентябрь-октябрь 2020 г.