Глава 4. О самолетах
- Первые "пешки" делали в
Иркутске. Тогда делали зализанные все, а потом-то уже… Какая
скорость… Ну, зализанная – прилизанная она даст 500, а истребитель
атакует 600-620, ну куда денешься-то.
Там очень маленькая кабина. А еще
Петляков там придумал – мы все это выкинули к чертовой матери,
пардон… потому что вот прицел, и здесь такой кронштейн, и значит
такое корыто – чтобы я садилась туда на парашют, и чтобы я сидя…
Простите пожалуйста, что я сидя увижу? Мне же эта штука будет
мешать! А когда все это выкинули, я просто вставала на колени,
устервенялась в этот свой прицел… отбомбилась – и тут же вставала к
этому паразиту-пулемету, потому что тут черте что делается. А то б я
расселась - как будто я пришла на парад! Мы выкинули весь этот таз,
это все оборудование, а вставала просто на колени. Там и так-то
теснота, а еще этот таз. А с пулеметом… Когда упрешься – там такой
задник пулемета, прямо вот прицел… Там такое зеркало золотое и на
нем крест. А сзади меня уже подпирает спинка. Ты уже не можешь
дальше откинуться – такая теснота. Вот между креслом… вот тут
прицел, здесь автоматический сбрасыватель (когда я нажму на кнопку,
я слышу, как пиропатроны работают, бомбы идут – но обязательно надо
продублировать, потому что – может какая-то зависнет дура); здесь
вот… я устанавливаю, через сколько следующая серия должна идти –
через секунду там, через две. И вот попробуйте туда пролезть, и еще
слушать – «Отдай ручку» или «бери ручку». Да зимой, в теплом
комбинезоне. Да еще и парашют болтается. Так что там как в капкане.
Ну, других не было.
Пока летели – промеряли ветер, делали расчет на угол прицеливания –
потому что если отбомбился не по цели, тебе ж не засчитают вылет.
В.Д. - А у вас
сколько вылетов было?
- Совсем немного, 50 там с чем-то.
Когда Петляков разбился, то его
похоронили в Казани. На кладбище поставили памятник (там же, на этом
кладбище, по-моему, похоронен Василий Сталин), и вскоре на нем
появилась надпись: «За шасси - спасибо, а планер сам испытал». Там
ее и закрашивали, а тут зубилом кто-то выбил эту надпись!.. Он ведь
разбился на «пешке».
Таких шасси, как у «пешки» - ни у одного самолета не было. «Пешка» с
десятиметрового «козла» вниз сыпалась, и если не боковой удар, а на
колеса – то ничего шасси не было, «козел» был и серия «козлят».
Вот… «За шасси – спасибо, а планер сам испытал».
- Я и на Ту-2 летала. У нас рядом
Скок летал. А тогда только дивизия Скока воевала на Ту-2. И я как-то
там была и летала. Сказала: «Я на вашей «Коломбине» летать не буду».
Там у Ту-2 воздушные моторы (моторы воздушного
охлаждения - В.Д.) и эти моторы – они кабину с двух сторон
закрывают. Обзор намного хуже. Вот видите – на «пешке» кабина выше
моторов, а у Ту-2 моторы выше кабины. А они же громадные, «звездой»…
А у нас – 109-е моторы. (имеются в виду 12-ти
цилиндровые V-образные моторы водяного охлаждения М-105Р - В.Д.).
В.Д. - А я слышал,
что летчики ТУшку больше любили, чем «пешку»...
- Наши могли ее больше любить
после войны. Если в войну единственная была дивизия Скока, то там –
любить или не любить, они на ней воевали и так же горели.
Она живучая, у ней более мощные моторы – но обзор ни к черту. А для
бомбардировщика обзор знаете как! Знаете, штурман нас как учил?
«Если прилетел, и здесь (на загривке) не натер шею – я тебе пару
ставлю, значит ты головой не крутил». Все зависит от того, кто
первый кого заметит. А если ты будешь ворон ловить… Так что крути
головой! А там (на Ту-2) крути-не крути – я стою в кабине, у меня
эти две махины сбоку… Задний сектор есть, а сбоку как хочешь подходи
ты. А скорость больше у нее. У нас крейсерская – 350, ну, вообще, по
описанию, максимальная – 450, но я не знаю, когда она давала.
Знаете, когда со снижением идешь – тогда может быть. А так –
300-350. А у них 450-500, 450 – как крейсерская. И потом – пробой в
моторе воздушного охлаждения и в моторе водяного охлаждения – это,
как в Одессе говорят, «две большие разницы».
А потом – «пешку» быстренько сняли, и всех пересадили на Ту-2. А это
уже после войны, так зачем ему крутить головой-то? Ведь никто не
прилетит…
А «пешка» очень строгая машина. Знаете, когда переучивались на
«пешку», у нас каждый день были катастрофы. Именно катастрофы, а не
аварии. И по НПП (наставление по производству полетов) положено –
если катастрофа, то прекращаются полеты. Один день: только начали
полеты – катастрофа; другой день… А на третий день командир полка
сказал: «Оттащить – и летать!» Потому что так мы ничего не сделаем.
И у нас бывало по три катастрофы в день. А в особенности… наши-то не
бились, а вот ребята… у них налет маленький, а она очень строгая
машина. Она не терпит никаких вольностей… они привыкли в других
машинах, когда можно как хочешь ручкой дергать. Потом нужно следить
за скоростью, потому что она легко срывается в штопор и из штопора
не выходит практически. Потеря скорости – и она валится на крыло и
срывается в штопор. Она очень строгая, и поэтому много погибло еще
до того… Но в полете в общем-то она была красивая, хищная такая,
когда идут строем...
В.Д. - А у вас
«пешки» как камуфлировались?
- Зеленые. Ну, низ голубой, а так
зеленые. А в эскадрилье уже пятна красили, если успевали. Винты…
сначала винты были такие длинные, РА, а потом, когда поставили
моторы М-105ПФ, уже форсированные – тогда обрезанные, короткие. Это
уже с 44-го года. У нас по-моему еще до конца войны с РА парочка
осталась…
Ну, номер конечно, потому что у всех номера были опознавательные…
В.Д. - Никаких
эмблем полка не было?
- У нас на шайбе внизу была такая
белая полоса – это наш полк. (У мужа на шайбе была косая полоса). И
белая полоса на фюзеляже, у хвоста. На фюзеляже номер. Последний у
меня был 74-й. Белый номер.
Я начинала летать на «77», потом у меня была «78», на котором мы с
Галей летали, я наводила звено… Потом, когда Галю ранили, меня
перевели в ведущее звено к Осадзе, у нее там штурман выбыл. Я, в
общем, и дня не просидела на земле.
Была у нас машина с рисунком, но машина эта, «74», погибла – мы сели
на вынужденную. Был гвардейский знак, на носу. Подбили нас… когда
Васю ранили… где-то под Кенигсбергом. Это апрель. 10 апреля взяли
Кенигсберг, а мы туда прилетели за неделю, может, за десять дней…
А закончили мы на новой «74», и там уже гвардейский знак не
рисовали.
Еще была у Кати Федотовой ласточка нарисована, номер… не помню, в
другой эскадрильи она была.
Первая цифра зависела от эскадрильи. У командира эскадрильи была
номер «72», у ее заместителя номер «73», наша «74». Левое звено –
«75», «76», «77». Правое звено – «78», «79», «80», и «81» запасная.
А в другой эскадрилье были меньше номера, но я не помню. У командира
полка – «99».
